Сквозь туман меня не видно

– Да, – кивнула Мира. – Мало кто заглядывает в палатку со всякой оккультной требухой. Еще меньше народу интересуется моими игрушками.

– Если бы я послушала Дарину, – обхватила голову Агата, – этого всего не было бы.

– История не терпит сослагательного наклонения.

– Ты уничтожила мою жизнь, – глухо сказала Агата. – Мама не звонит тоже из-за этого?

Агата потрясла медведиком в воздухе. Мангуст как-то говорил, что дело в нем, но тогда девушка ему не поверила, решила, что это какая-то метафора.

– Метка отрезает вас от прошлой жизни, – кивнула Мира. – Так проще работать легенде, да и ведомым. Не надо сильно напрягаться, чтобы про пропавшего человека побыстрее забыли.

– Ведомые – тоже твоих рук дело? – Агата чувствовала, как внутри поднимается ненависть к ведьме.

Будь она посильнее, не такой трусливой, то бросилась бы сейчас на торговку и задушила бы этими же дредами, а потом пошла бы искать Дарину и Медведя. И нашла бы, без помощи тех, кто помогать и не собирался.

– Нет. – Мира посмотрела на свою руку, длинные ногти были на удивление чистыми. Казалось, что у ведьмы руки должны обязательно отражать род ее деятельности – быть в струпьях, порезах, с землей под ногтями. – Они сами приехали в город, а чтобы дел не наворотили, пришлось их направить.

– В смысле?

Агата не могла понять, почему Мангуст знал, что происходит, но ничего не делал. А он ведь на самом деле знал!

– Рассказала им легенду, дала направление.

– И они пошли убивать людей! – возмутилась Агата.

– Две души в год – пустяк. – Мира легла на землю, глядя в небо. – За туристический сезон погибает больше народу. Кто траванулся, кто напился и утоп, кто в поножовщину влез. Способов расстаться с жизнью масса.

– И ты решила их добавить?

Мира резко села, буквально впилась в Агату прямым немигающим взглядом.

– Ты понятия не имеешь, что тут происходит и к чему ведет! – Она говорила тихо и зло. – Две души в год – ничто по сравнению с тем, что вытворял лес раньше. После того как я дала ведомым направление, в тумане не пропал ни один человек. В лес просто перестали ходить. Даже туристов не водят.

– Ты уничтожила мою жизнь. – Агата подалась вперед, ведьма пугала, но бесила больше.

– А ты только сейчас поняла, что она имеет ценность. – Мира не меняла положения.

– Я и раньше это знала.

– Просто плыла по течению, – усмехнулась торговка.

– Ты хочешь сказать, что своей меткой ты мне помогла?

– Нет, но хуже точно не стало. Стало интереснее.

Агата поймала себя на том, что сжимает медведя так, что сводит пальцы.

– Существовала ли вообще твоя легенда?

Девушка сама не поняла, откуда возник этот вопрос, но ей хотелось узнать последнее, прежде чем уйти от этих людей как можно дальше.

– Это моя легенда! – Глаза ведьмы потемнели, и она улыбнулась.

* * *

Десять лет назад

– Ведьма в ведьмином домике, – усмехнулась Мира, оглядывая скудное хозяйство.

Надо притащить сюда нормальную подушку и одеяло, а те лепешки, на которых спала ведьма, сжечь.

Она перебирала старые вещи, выносила на улицу то, что выглядело мерзко. Старалась избавиться от всего, что могло напомнить ведьму. Дом пропах травами и чем-то неприятным, гнилым. Мира открыла окна во всем доме, давая ветру свободно гулять по маленькой комнате, подниматься на чердак и хлопать дверьми в кухонной зоне.

В кармане завибрировал телефон: Мангуст искал подругу. Мира посмотрела на экран, оглядела домик. Друг мог бы помочь вытащить самые тяжелые вещи на улицу. Да и огонь Мангуст разводит лучше Миры. Пройдя с телефоном через двор, Мира остановилась возле клеток. Чертовы куры. Что делать с клетками, Мира так и не придумала. Но когда-нибудь она точно от них избавится. Стал накрапывать дождь, Мира посмотрела на вещи, которые только вытащила, махнула на них рукой и ушла в дом.

В самом центре комнаты стоял стол, покрытый мхом и потерявший половину столешницы. Мира не смогла сдвинуть его с места, бросила так, поперек всего.

Дождь стучал все сильнее. Мира сидела на пороге своего нового дома и гнала мысли о том, что сейчас делает мама. Возвращаться в квартиру было страшно. Cтрашно увидеть ее такой, выворачивающей голову, как сова, строчащей по себе. Опять завибрировал телефон. Мангуст уточнял, все ли хорошо. Мира не знала, как ответить ему на этот вопрос. Разве может хоть что-то быть хорошо у человека, который не знает, как теперь жить? Если проблему с маминым увольнением пережить можно было – мама придумала, что делать, а Мира готова была ей помочь, – то исчезновение самой мамы…

Осознание приходило медленно. Мира обхватила себя руками, катая в голове мысль: «Мамы больше нет». Мама больше не будет орать, что Мира что-то сделала не так. Не скажет, что надо учиться. Так больно не было с тех пор, как ушел папа. Уехал в столицу и больше ни разу не появился.

– Почему все в столицу едут? – как-то спросила маленькая Мира, когда узнала, что собралась уезжать мамина подруга.

– Большой город, большие возможности, – ответила тогда мама. – Большие чудовища, способные тебя сожрать.