Сквозь века. Первая часть. Занятие «не хуже других»

Капитан Штурмовой роты всё понял.

– Я беру Вас, – быстро сказал он, явно опережая формальности. – Мне нужны такие люди. Запиши, голубчик…

– Но положено вписать, каким именно… – встрял писарь, пытаясь восстановить порядок.

Лучше бы он молчал.

В ту же секунду щеку и ухо ободрал ему, и воткнулся глубоко в стену стилет. Три свечи в канделябре распались на три огрызка каждая, рассечённые выхваченной у дежурного офицера шпагой, тот и пискнуть не успел. Стол проломлен ударом огромного кулака и опрокинут, стул из-под писца вышиблен. Капитаны отброшены в сторону – и на них предупреждающе-грозно нацелено смертоносное жало шпаги. Невесть когда позаимствованный у одного из них пистолет упирался дулом прямо в наглый любопытный нос помертвевшего бумагомараки. Пистолет, отнятый у другого, торчал у буйного новобранца за поясом. Сапогом буйный новобранец наступал писцу на грудь. Погром занял ровно полторы секунды – как ураган прошёл. Внезапно наступившая звенящая тишина казалась нереальной.

Харрада смотрел обидчику прямо в глаза, и рука его не дрожала.

Теперь он соизволил заговорить (он уже вполне овладел собой, хотя и не остыл ещё). Обвёл собравшихся тяжёлым взглядом и спросил тихо и зловеще:

– Ещё?

Арестовать дебошира не попытались, о чём он втайне даже пожалел: хорошая получилась бы драка. Капитан ладонью вверх протянул руку – за пистолетом – и сказал:

– Нет достаточно, благодарю Вас. – И писарю: – Подбери свои бумажки, кретин, сядь за другой стол и пиши: все виды оружия, в совершенстве. И считай, что легко отделался. Перебьёшь ещё раз – велю выпороть и прогоню с места. Пиши. Белая рота. – Потом пожал полуголому великану руку и сказал: – Вы мне нравитесь.

На что тот, не отводя ясного взгляда голубых глаз, холодно и нагло заявил:

– А вы мне – нет, – и добавил раздражённо: – Порядочки тут у вас!

Обиженный лейтенант с возвращённой шпагой сделал было попытку реабилитировать себя в глазах начальства, объяснивши нахальному новичку в двух словах, что армия – это дисциплина. Широко осклабившись, Харрада ответил ему:

– Выйдем? – и тот побелел: чёртов верзила справился с ним голыми руками – а на выходе ему вернут его оружие. Побелеть-то побелел, но, молодец, не опозорился, за эфес схватился:

– Да я тебя…

– Господа, господа, вы в штабе! – прикрикнул на смутьянов капитан Белой роты. – Соблюдайте приличия. Поединки запрещены. – А капитан Чёрной Разведроты Париетас для доходчивости повторил: армия – это дисциплина. И начал расписывать, как много зависит от дисциплины. На что Михаэль ничтоже сумняшеся отбрил «не своё» начальство, указав на писаря, всё ещё размазывающего по щекам кровь и слёзы:

– Вон она – ваша дисциплина. С собой сперва разберитесь. – И теперь за шпагу едва не схватился Париетас.

Но контракт с грехом пополам был подписан, деньги получены. Михаэль сделался состоятельным человеком. Шестьсот песо! Отродясь в руках не держал таких денег. Если их сохранить, да плюс «воинские»! Будет на что поехать в Америку – посмотреть Новый Свет, о котором столько везде разговоров. И будет на что жить. И не придётся наниматься на корабль.

Пока заполняли бумаги, Харрада с надеждой выжидающе смотрел на посмевшего зацепить его лейтенанта – тот усердно делал вид, что всё забыл, что ничего не было, что занят чем-то другим: оборачиваться и не думал. Окликнуть обидчика Михаэль не мог: здесь штаб. Ничего, подумал он, ты ещё выйдешь. А я тебя дождусь.

Так наш искатель приключений стал солдатом. На минимальный срок. На неполных два года.

Чинк был первым, что увидел Михаэль, вырвавшись на вольный воздух из штаба, где писались в военное рабство молодые дворяне, – как правило младшие, обделённые отпрыски знатных и не очень родов.

Он стоял особняком на коновязи. Могучий рыжий жеребец, которого продавали. Роскошный жеребец. Очень правильно и красиво сложённый – само совершенство. Большой, но не грузный. Явно выносливый и очень сильный. И – опасный. Чертовски опасный. Что называется – не для каждого. Харрада любил таких. Он прекрасно разбирался в лошадях – лучше любого, всю жизнь занимался, с самого детства, знал о них всё, включая «секреты», и вполне заслуженно гордился своим знанием. Ему хватило взгляда, чтобы понять, какое перед ним чудо. Но он прошёл бы мимо – мало ли на свете отличных лошадей, у него у самого такие, – не подойди к нему продавец:

– Купите, сеньор! Настоящий боевой конь, сеньор. Правда!

Действительно, похоже на правду: на жеребце специальный нагрудник, изрядно помятый и побитый. Именно специальный – надевается на особым образом обученную лошадь и защищает её при нанесении ударов грудью. И оголовье – особенное. Без «железа». Ни мундштука, ни трензеля нет. Значит, жеребец выучен и выезжен лучше, чем для корриды. А нужна такая уздечка, чтобы враг не хватал под уздцы. Подковы тоже непростые: потолще обычных и с шипами. Значит, умеет бить ногами по команде. Настоящий людоед.