Сквозь века. Первая часть. Занятие «не хуже других»

Вернее, настоящий боевой конь. Умеющий сражаться опытный убийца, быстрый, бесстрашный и безжалостный. Конь-воин. Разумеется, Михаэль знал о таких – кто же о них не слышал! Легенда известная. Но увидеть «вживую»… Из знакомых никто не видал: такие кони – большая редкость, и стоят дорого, – и на рынки не попадают никогда.

Покупатели возле означенного чуда не толпились. Немудрено: самоубийц нет.

Восхищались с расстояния двух десятков шагов – переговаривались, ахали, охали, цокали языками. Но долго не задерживались: жизнь дорога. Совершенно ясно было, что лошадь эта никого к себе не подпустит.

Боевой конь свиреп уже от природы – а после определённой подготовки делается абсолютно неукротимым и неприступным. Признаёт одного только хозяина, которому предан безмерно. Именно таким и был Чинк. Многое умеющий, особым образом обученный боевой конь, успевший отличиться не в одной баталии. Осиротевший и неуправляемый. Страшный в своём неподвижно-уверенном спокойствии.

Для справки: средние цены конского рынка. Вполне приличную лошадку, на которой не стыдно показаться в свете, можно купить за двадцать – тридцать песо. Животное классом выше, из «элиты», вроде Гнедого или Хорезм-III аха, может потянуть на все двести – двести пятьдесят. Это очень много. Цена хорошего боевого коня исчисляется десятками тысяч. Не каждый может себе позволить. Столько стоит замок.

Харрада смотрел на жеребца, и душа его горела.

Он хотел эту лошадь! Хотел страстно, до горячки, как ничего и никогда в жизни. Это была его! лошадь! ЕГО!

Настоящий боевой жеребец! Живая легенда. Совершенство без единого изъяна. И рыжий!

У слуги погибшего идальго, хозяина коня, видно, язык не поворачивался назвать настоящую цену своему «наследству». Бедняга знал, конечно, что Чинк стоит целого состояния, но едва ли мог представить себе, насколько это состояние велико. Не знал действительной ценности полученного «в наследство» сокровища. А может, отчаялся уже выручить хоть что-нибудь за неуправляемого убийцу, молниеносно двигающегося, к которому никто не рискнёт сунуться ближе, чем на двадцать шагов. И не запрашивал за своего людоеда слишком уж много.

Чинк продавался втридёшева.

Но купить его Михаэль всё равно не мог. Баснословной «призовой выплаты» не хватало. Даже если продать обоих своих коней – и Гнедого, и даже Хорезм-Шаха.

В бешенстве от того, что вынужден просить, вернулся Харрада к своему капитану. Пришлось снова сдать оружие, чтобы пустили в штаб.

– Я разрываю контракт, – заявил он, бесцеремонно растолкав очередь, и бросил на стол полученные четверть часа назад деньги.

Де Вилла Лобос побагровел.

Кругом желающие записаться. Пока ещё желающие. И вдруг является некто, кто уже подписал контракт, потом вышел, поосмотрелся, после чего служить здесь ему расхотелось. Что подумают остальные?! Тем более что недовольному сейчас в жёсткой форме объяснят, что дороги на свободу больше нет. Скрутить его и взять под стражу будет совсем непросто: чёртов громила уже показал себя. Скрутят, конечно – помнут, но скрутят. Какой ужасный пример для тех, кто пока ещё не «собственность армии»! Разбежится ж половина. Во, во, уже нервничают. На дверь поглядывают, от стола отодвигаются… Давно капитан Белой роты не попадал в столь щекотливое положение.

На выручку своему товарищу поспешил капитан Чёрной роты Париетас, попытавшись поговорить со смутьяном помягче да потише, так, чтобы уладить дело миром и не распугать остальных, ни в чём при этом не уступив. Он развернул полковой экземпляр бумаг:

– Вы достаточно внимательно прочли текст, который подписали?

– Да! – де Вилла-Лобос обрадовался поддержке: – Вы знаете условия. Кажется, они Вас только что вполне удовлетворяли. Вы ведь подписали это.

Наш любитель боевых коней не сказал, что не нуждается в помощниках, чтобы помнить, что и когда он подписывал и чем удовлетворялся. Соблюдая субординацию, вообще ничего не сказал, но взбесился ещё больше – оттого что его считают дураком. Скрипнул зубами и промолчал.

– Невозможно расторгнуть контракт вот так вот просто. Для этого существуют специальные условия, – настаивал капитан. Знал Михаэль прекрасно, что там за «условия»: драконовские. Совершенно невыполнимые. Огромная неустойка (тройная!). Либо, для особо отличившихся и, опять-таки с дозволения командования, покупка офицерского патента, что ещё дороже, и далее – служба на более свободных условиях с правом пойти в отпуск, или даже уйти в отставку. – Если у Вас изменились обстоятельства, мы это обсудим. Но позднее. Перечтите пока текст и займитесь составлением прошения на имя главнокомандующего. Подойдёте вечером.

Ловко вывернулись. Разговор следовало считать оконченным, приличия требовали теперь удалиться. Но от Михаэля не так-то просто отделаться:

– Обстоятельства не изменились! – процедил он сквозь зубы: – Но я походил тут, посмотрел… – и выдержал паузу. Вербующиеся ещё больше задёргались. Кто-то вытягивает шею в попытках разглядеть, кто-то придвигается ближе, чтоб лучше слышать, что там не так, что штурмовика не устроило.