Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы

Примерно в это же время случилось нечто поразительное. Что-то просвистело мимо меня и взорвалось с громким шипящим звуком, исторгнув облако пара. На какой-то миг я растерялся. Я не мог понять, что произошло, но потом вспомнил, что Земля постоянно подвергается бомбардировке метеоритными камнями, и жизнь на ней вряд ли была бы возможна, если бы почти все они не превращались в пар в верхних слоях атмосферы. Вот и очередная опасность, которая подстерегает того, кто поднимается в заоблачные выси. Первые две я оставил позади, когда преодолел отметку в сорок тысяч футов. Стало ясно: на самом краю газовой оболочки Земли угроза будет действительно очень серьезной.

Когда стрелка барометра показала сорок одну тысячу триста, я понял, что достиг потолка. Физически я мог бы выдержать и дальнейший подъем, но возможности машины этого не позволяли. Потерявший плотность воздух уже не удерживал крылья самолета, и наименьший наклон сразу же уносил меня далеко в сторону, управлять полетом стало почти невозможно. Если бы мотор был полностью исправен, вероятно, я смог бы подняться еще на тысячу футов, но перебои продолжались, не работали уже два из десяти цилиндров. Мне стало понятно, что если я до сих пор не достиг той зоны, к которой стремился, значит, в этот раз я уже до нее не доберусь. Но что, если я уже нахожусь в ней? Паря кругами, словно какой-то чудовищный орел, на высоте сорок тысяч футов над землей я предоставил моноплан самому себе, взял свой мангеймовский{571} бинокль и начал внимательно осматривать небо вокруг себя. Все было чисто, ничто не указывало на те опасности, которые я ожидал здесь увидеть.

Я уже говорил, что летал кругами. Неожиданно мне пришло в голову, что можно расширить диаметр полета и охватить больший участок пространства. Если на земле охотник заходит в джунгли, он не кружится на одном месте в поисках добычи. Мои выводы сводились к тому, что воздушные джунгли расположены над Уилтширом, то есть южнее и восточнее моего нынешнего положения, которое я определял по солнцу, поскольку компас окончательно вышел из строя, а земли не было видно вовсе, внизу – лишь сплошная серебристая равнина из облаков. И вот, кое-как сориентировавшись, я направил машину в нужную сторону. Горючего оставалось на час, но я мог позволить себе израсходовать его до последней капли, потому что опуститься на землю можно было и с неработающим мотором, планируя.

И вдруг я не увидел, а скорее почувствовал впереди себя что-то новое. Воздух прямо по курсу был не такой кристально чистый, как вокруг. В этом месте находилось какое-то скопление длинных бесформенных полупрозрачных сгустков, которые можно сравнить разве что с очень легким табачным дымом. Эта гирлянда висела в небе, медленно поворачиваясь и перекручиваясь под слепящим солнечным светом. Когда мой моноплан пронзил ее, я ощутил на губах маслянистый привкус. Деревянные части машины покрылись тонким слоем жирной слизи. Похоже, в атмосфере Земли было подвешено некое тончайшее органическое вещество. Нет, жизни в нем не было, эта примитивная рассеянная масса растянулась на многие квадратные акры и по краям словно растворялась. Живым существом это не было. Но, может быть, это остатки чего-то живого? А что, если это пища для какого-то живого существа? Ведь даже простейшая грязь на дне океана служит пищей для такого огромного существа как кит. Размышляя над этим, я случайно посмотрел наверх, и моим глазам предстало поразительнейшее из зрелищ, когда-либо виденных человеком. Хватит ли у меня слов, чтобы описать вам то, что я видел собственными глазами в прошлый четверг?

Представьте себе медузу в форме колокола, какие летом плавают в наших морях, только огромного, колоссального размера, думаю, намного больше собора Святого Павла. Слегка розоватая, с телом, испещренным светло-зелеными прожилками, вся эта масса выглядела такой легкой, прозрачной, что ее почти не было заметно на фоне темно-синего неба. Это создание слегка пульсировало, подчиняясь определенному нечастому ритму. Из него свешивались два длинных щупальца, которые слабо покачивались из стороны в сторону. Это восхитительное величественное видение, легкое и тонкое, словно мыльный пузырь, медленно и совершенно беззвучно проплыло у меня над головой и полетело дальше своей дорогой.