Сквозь время

Констанция же время не теряла. Кто-то ее даже прозвал, как расхитительницу чужих парней. Хотя «стерва» употреблялось в ее сторону так часто, что уже сама девушка побаивалась, что это слухи дойдут до родителей.

– Знаешь, если мой будущий парень узнает о том, что я никогда не встречалась, он меня не поймет, – все болтала Ева.

– Тебя не должно это волновать. Все твои и мои встречные не достойны наших чувств. Любить нужно тех, для кого ты дорог, родных и близких. Остальные же мусор, поняла?

– Да. Констанция, у тебя бывало такое, в метро, взгляды незнакомцев?.. Я не совсем понимаю тот мир, происходящий между двумя, когда они связаны мимолетным взглядом. Это так печально, словно каждый раз новые миры рушатся, лишь успевая созреть.

– Бывало и похуже, – девушка улыбнулась.

– Хуже? Но что может быть хуже?

– Осень. Это самое ужасное, что может с нами произойти.

– Ты права. Осень и меня переворачивает наизнанку. Самая трудная для меня пора: каждый раз ухожу в спячку, а просыпаюсь только весной.

– Чудо время – весна, – мечтательно прошелестела Констанция.

– Как же хочется, чтобы просто пошел дождь. Ведь он пойдет, и все кончится, так? – Ева обняла сестру.

Biella, summer 2010

Зеркало. Огромное в золотой раме зеркало. Селестина, без пары, подходит к нему, дабы полюбоваться собой. В отражении – бал, пронизанный свечным жестким, но приятно теплым освещением. Сотни людей кружат в вальсе в самых ослепительных нарядах, рассекают богатый интерьер барокко. Отражается в зеркале все, от порыва любви до обид, от ревности до измен, от тщеславия до алчности, в отражении все персонажи. Все, кроме Селестины.

Она очнулась. Это был всего лишь сон.

Лето Селестины выдалось революционным. Как томительно долго она ждала его, и как жутко хотела, чтобы оно поскорей бы закончилось. Она поступила в 9 класс старшей школы, и это предвещало открытию новых сторон в ее сознании и возможностях.

Особую роль в формировании личности играли, конечно же, друзья девочки и те, которые заслужили иметь место быть в ее сердце. Она кружилась в вальсе с уже упомянутой Виолеттой, длинноногой голубокровной девицей с кудрями, которая кудахтала направо и налево своей лицемерностью и преувеличением. Она ненавидела изгибы своих локонов, за что Селестина ее вовсе не понимала, ибо вторая обожала свои завитые русые, что достались ей от мамы. Затем к ним пристала Бетти, полная девчушка в очках, всегда ноющая пессимистка, которая дико раздражала нашу главную героиню, но отголоски тщеславия заставляли ее не высказываться на этот счет, так как толстушка уважала Селесту за ее неординарное мышление и чувство вкуса. Замкнутая обидчивая натура легко поддавалась оскорблениям, а порой и унижениям Селестины. Еще с первых дней в школе девушке не понравилась эта очкастая Бетти.

– Ну что, милая, познакомилась с кем-то в свой первый день в школе? – спрашивала когда-то Габриэль у дочери.

– Да, с одной, кажется, ее зовут Бетти. Но я не собираюсь с ней дружить, – отвечала сероглазая.

– И почему же?

– Она толстая и очки носит, вот такие, – Селестина сомкнула большой и указательный пальцы, – Она не нравится мне, мама.

– Это очень неблагородно с твоей стороны, так отзываться о ней. Ты ведь ничего ей не сказала? – разочарованная мать нахмурила брови.

– Нет, мама.

– Надеюсь, от тебя я не услышу больше подобного, – строго заключила Габриэль.

Селестина иногда побаивалась своей матери, такой добропорядочной, утонченной и доброй, иногда даже слишком доброй. А все тому кровь отца Габриэль, настоящего джентльмена Франклина Мэдисона, отличающегося предельной аристократичностью.

И как мой спокойный породистый дедушка Франклин только уживается с настоящей сицилийкой, бесшабашной бабушкой Авророй? – всегда задавалась вопросом их внучка.

Но не будем далеко отходить от моего повествования. Как я уже заметил, Бетти была не по вкусу нашей девчонке, но было блюдо и поострее толстушки: Лолита. Длинноволосая светло-русая с не выделяющимися чертами лица девочка, появившаяся на горизонте каждого названного юного персонажа три года назад. Она явилась в этот класс из отстающей школы и посеяла хаос в каждом сознании. Да, безусловно, ее уважали бы другие за весьма блистательные знания и смелость отвечать в протест другим, но она была выскочкой. Селестине иногда казалось, что Габриэль с Сириусом не одобрили бы дружбу с этой «Рапунцель», она находила ее вульгарной воображалой, вечно искавшую недостатки в других, не замечая собственных бревен.

Удивительно, но эта особа сблизилась более всего с Инэс.

– Конечно, только Инэс могла клюнуть на эту выскочку, Лолиту, ведь она самая гибкая из нас всех, более остальных поддается на провокации, – твердила одержимая Селестина подругам. Она хотела создать клан, объединить этих девочек, подумывала над созданием талисманов для них, каждой. Но это была не дружба, а лишь игра, где бедные Виолетта, Бетти и Инэс были всего лишь пешками.