Сквозь время

– Чего ты более всего страшишься в жизни? – спросила она.

– Не знаю, что и ответить, – после некоторого молчания ответил Витторио.

И почему же ты невольно создаешь повсюду проблемы и тупики? – мелькнула мысль в ее голове.

– Например, я до смерти боюсь насекомых, жуков, всех кроме пауков, остальные все мне противны, – заметила Селестина.

– Не думал, что ты спрашиваешь так буквально. Больше всего я боюсь смерти близких.

Еще никогда в жизни девушка не чувствовала себя такой идиоткой. Для нее этот ответ был удостоен Оскара, она его непременно запомнила, как и глупый свой к вечному стыду. Как она могла выставить себя полной дурой перед парнем своей мечты, и что может быть хуже?

Еще какое-то время они двигались молча. Селестина повела его кратчайшей безлюдной темной дорогой, лишенной всех ночных фонарей, недалеко от старого кладбища, где нужно было преодолевать проход под железнодорожным мостом, кишащем огромными грязными трубами, грязью и наверняка какими-то тварями. Но девушку это мало волновало, она знала, что парень купается в той же воде, что и она, что его мысли подобны ее, а восприятие и вовсе идентично. Они были сделаны из одного теста, и я не посмею с этим спорить.

– Что это за огоньки над городом? – она указала рукой на возвышающийся холм, отмеченный яркими звездочками.

– Которые? – Витторио стал озираться по сторонам: так глубоко въедались его мысли в голову, что он забыл, где находится.

– Висячие в воздухе.

– Нет, они располагаются на высоких вышках, а те вырастают из верхушек холмов. предназначены они для того, чтобы летательные аппараты ориентировались, где предел их территории, а где земли.

Селестина была поражена осведомленностью парня, а ведь он всего на год старше ее, да и вообще мальчишки всегда отстают в развитии от девчонок. Он плевал на учебу, забрасывал уроки, учился, наверняка, с тройками, а наша сероглазая дева приносила домой одни пятерки: и все же ее отвлекало это, ей нравилось познавать что-то самой.

Так и Витторио она никогда не находила умным человеком, ведь он нес чушь при других, показывая не самого себя. Селестина видела его насквозь, и ей порой было стыдно по-испански за него, ведь он много умнее и интереснее. Она не понимала, как он вообще может водиться в этих кругах, в низах, таких серых, не предназначенных для него. И то что он игнорирует учебу ничего не значит. Ничего, однажды придет время, и она тоже так отчаянно бросит учебу, потому что и без того будет выше, ибо самые мудрые знания уже давно поселены в ее русой головке, а все остальное придет со временем.

Ей снова позвонила мама, узнать все ли в порядке. Услышав приятный голосок дочери, Габриэль улыбнулась, предвкушая что-то романтичное и полностью доверилась обещаниям Селестины вернуться совсем скоро. Она даже не сказала мужу, что их дочь вышла на прогулку с друзьями, ведь отлично понимала всю его строгость и всю беззаботность и чувственность юных, ибо когда-то сама прогуливалась с тонной мальчишек по этим же улочкам, под теми же звездами. Габриэль была первой красавицей в городе, а ее кудри – ее визитной карточкой, те самые, которые частично перешли к ее дочери.

Селестина впервые позволила парню провести ее до самого подъезда, причем ее настоящего, а не как это она обычно проделывала с другими кандидатами, добираясь до одного дома, входя в парадную и выходя с другого двора.

– Здесь я и живу. Пришли, – она опустила в черную землю глаза.

– Хорошо, – просто ответил он.

– Большое спасибо тебе за то, что провел. Правда, не стоило. Извини, что так вышло…

– Селестина, все нормально, – Витторио как-то странно посмотрел на девушку, будто чего-то ища в ней, слегка прищурившись, а ведь света поблизости и не видать.

Девушка отвела взгляд на свои окна, уже давно темные, намекающие, что внутри все давно спят. Как жаль, а ей даже хотелось посидеть немного с мамой, пусть, и в молчании, но осознавая, что Габриэль чувствует, как колышется все внутри ее дочери. Ей это было почти необходимо, а на утро никогда уже не вернуть ту магию ночи.

– Что ж, – мешкая после минутного уже невыносимого молчания, произнесла решительно Селестина, – пока.

– Иди ко мне.

Витторио тут же подошел вплотную к девушке, притянул ее к себе и породному обнял. На тот момент это было теплее и слаще любого поцелуя, страстного прикосновения. Это было настоящей фантастикой. Она чувствовала запах его тела, парфюма, распыленного на его фланелевой клетчатой красной рубашке, в которую она была в тайне влюблена столь сильно, что через год купила себе такую же. Нет, счастье все-таки есть, сами звезды сошли с небес. так вот, что значит, когда весь мир уходит из-под ног, вот, какого ощутить кипяток внутри себя. И пусть это единственное, чем мог с ней поделиться Витторио, ведь она и о таком не могла мечтать, это оказалось таким светлым и страстно-жгучим до боли.