Сквозь время

Витторио. По необъяснимым причинам решил меня не просто не замечать, а дьявольски игнорировать: он лишает меня приветствия, даже взгляда в мою сторону. Здесь три варианта: прочистка его мыслей со стороны его девушки-серой мыши, со стороны лживой и ревнивой Виолетты или его собственные догадки о моих чувств к нему. Быть может, это его метод избавить мои мысли о нем? Или его обо мне? Но Инэс он тоже игнорирует… Значит серая мышь? Или проделки скупой Виолетты? Хм, я задаю слишком много вопросов. Что ж, в любом случае это помогло мне вытряхнуть всю чушь из головы. Мне он ненавистен теперь, я и вида его не переношу. И в его отношении есть свой плюс: мне не придется снимать наушники, чтобы здороваться с ним.

Одна идиотка с моего класса, Чандлер, с кривыми выступающими зубами, большим носом, далеко посаженными некрасивыми глазами и прочими недостатками нажаловалась своей мамаше, что я ее снабдила оскорблениями… Меня вызывают к директору. Что ж, с этих самых пор на ней клеймо «крыса». Бедная девочка, ведь ей еще три года со мной учиться.

Хочу поболтать с мамой по душам.

Мне наскучила эта канитель: те же лица, события, эмоции. Меня стала привлекать Лолита, такая непохожая на других. Это странно, я хотела заставить своих девочек кружить вокруг меня в вальсе, открыть им глаза, показать им их особенности, мне хотелось видеть в них только светлое, как это делает мама, а в итоге я предпочитаю Лолиту, и все остальные остаются сами по себе, ведь именно я – есть связующее звено, без меня их дружба упадет на дно, рассеется, растворится.

Странно, меня привлекают сумасшедшие люди, как прабабушка Эйва, вытворяющая еще те приключения, мне нужны натуры, лишенные спокойствия, те, в коих харизма бьет ключом, как у моей бабушки Авроры. Да, лучше быть белой вороной, лучше иметь гадкую репутацию в городе, но плавать на своей волне, вопреки своему миру.

Я обещаю себе, что к 17-ти годам меня будут все ненавидеть, но беспредельно уважать, я буду интересной, выше, я буду настоящей, самой собой. Клянусь, что изменюсь, что найду себя, свою отличительную особенность. Сейчас мои хроники лишены цвета, но это только пока. Я наконец свободна от всех, от всего мира. Боже, как я счастлива в одиночестве!

Но я требую цвета! Что я говорю? Я и есть сам цвет»

Глава III Характер воды

Что видим мы и что видят в нас есть только сон и сон внутри другого сна

Эдгар Аллан По

Ты просто шла по узенькой тропе, а я не смог оторвать глаз. Мне казалось, что ты замечаешь вокруг все: как изящно летит потухший давно лист; как взмывает в небо уставший голубь, а ты чувствуешь его дыхание; как ложится красивый блик на чье-то окно, или как замирает пес, перебегающий улицу; и даже почти неуловимый запах хлеба, который проехал несколько минут назад в машине, не оставался в неведении для тебя; ты замечала грусть в глазах кошки, сидящей за той стороной стекла на седьмом этаже, ты разделяла ее одиночество. Все это и еще сотни мелочей природы, да и не только, недоступных для других (другие не находят это красивым), ты замечала в один миг, в один твой шаг, едва бросив взгляд.

В тот момент ты останавливала время. Ты замечала все на свете, кроме самого жалкого и ничтожного. Их, людей.

Мне кажется, это был весомый повод влюбиться.

Paris, 1925

– Мне в крафт звезды, per favore, – басом раздался голос Стефано.

– Но сэр, на горе Парнас крафт растворяется, – тут же подхватил эту спонтанную игру Джасмин.

– Но не звезды: они улетят к небу, чтобы плыть над каждым из нас, повторяя наши траектории, пути, а мы, глупые, хватаем их за хвосты и оборачиваем в слова, а кому не в мочь, тот разглядывает пыль на ладонях своих. Вот она, участь поэтов и художников: подчинять себе сами звезды, владеть ими, взлетать, переплетаясь с ними воедино, и… – Стефано на какое-то время замолчал, затем грустно продолжил, – и падать, навсегда обреченные на печаль.

Прошло пять лет, как между Джасмином и Стефаном выросло самое крепкое понятие дружбы. Они, как и прежде, жили в доме Стефано, и творили. Первый писал на заказ богатым людям картины, а также создавал эскизы молодым светским особам для пошива нарядов, второй работал в издательстве художественных произведений.

– Стеф, если бы тебе предложили выбрать одного человека, на которого ты должен равняться, кого бы ты выбрал?

– Несомненно, Леонардо да Винчи.

– Не слишком ли просто, для символиста?

– Романтизма с недавних пор, Джасмин. Я выбираю да Винчи за его разносторонность, за вклад в каждую область искусства, за то, что к чему бы он не касался, он внедрял свою собственную идею, взгляд. А ведь хорошо сформированная идея – это заразная вещь, вирус, говорящий о том, что все-таки созданное в воображении уже существует.

– Тогда зачтено.

– Как успехи с твоим романом, седьмым, если не ошибаюсь в расчетах?

– Неплохо, я бы сказал даже замечательно.

– Значит, он о высоком?

– Несомненно.

– Тогда мне остается поинтересоваться только одним, какова же концовка?