Сквозь время

Я видел, как рисуется пейзаж:
сначала легкими, как дым, штрихами
набрасывал и черкал карандаш
траву лесов, горы огромной камень.
Потом в сквозные контуры штрихов
мозаикой ложились пятна краски,
так на клочках мальчишеских стихов
бесилась завязь — не было завязки.
И вдруг картина вспыхнула до черта —
она теперь гудела как набат.
А я страдал — о, как бы не испортил,
а я хотел — еще, еще набавь!
Я закурил и ждал конца. И вот
все сделалось и скушно и привычно.
Картины не было — простой восход
мой будний мир вдруг сделал необычным.

Картина подсыхала за окном.

Новелла

От рожденья он не видел солнца.
Он до смерти не увидит звезд.
Он идет. И статуй гибких бронза
смотрит зачарованно под мост.
Трость стучит слегка. Лицо недвижно.
Так проходит он меж двух сторон.
У лотка он покупает вишни
и под аркой входит на перрон.
Поезда приходят и уходят,
мчит решетка тени по лицу.
В город дикая идет погода
тою же походкой, что в лесу.
Как пред смертью — душным-душно стало.
И темно, хоть выколи глаза.
И над гулким куполом вокзала
начался невидимый зигзаг.
Он узнал по грохоту. И сразу,
вместе с громом и дождем, влетел
в предыдущую глухую фразу —
поезд, на полметра от локтей.
А слепой остался на перроне.
И по скулам дождь прозрачный тек.
И размок в его больших ладонях
из газеты сделанный кулек.
(Поезд шел, скользящий весь и гладкий,
в стелющемся понизу дыму.)
С неостановившейся площадки
выскочила девушка к нему.
И ее лицо ласкали пальцы
хоботками бабочек. И слов —
не было. И поцелуй — прервался
глупым многоточием гудков.
Чемодан распотрошив под ливнем,
вишни в чайник всыпали. Потом
об руку пошли, чтоб жить счастливо,
чайник с вишнями внести в свой дом.
……………
И, прикуривая самокрутку,
у меня седой носильщик вдруг
так спросил (мне сразу стало грустно):
«Кто еще встречает так сестру?»
Только б он соврал, старик носильщик.

Будни

Мы стоим с тобою у окна,
смотрим мы на город предрассветный.
Улица в снегу как сон мутна,
но в снегу мы видим взгляд ответный.

Это взгляд немеркнущих огней

города, лежащего под нами.
Он живет и ночью, как ручей,
что течет, невидимый, под льдами.

Думаю о дне, что к нам плывет

от востока по маршруту станций —
принесет на крыльях самолет
новый день, как снег на крыльев глянце.

Наши будни не возьмет пыльца.

Наши будни — это только дневка,
чтоб в бою похолодеть сердцам,
чтоб в бою нагрелися винтовки.

Чтоб десант повис орлом степей,

чтоб героем стал товарищ каждый,
чтобы мир стал больше и синей,
чтоб была на песни больше жажда.

Маяковский (Последняя ночь государства Российского)