Стихами не ограничивались: нередко выступала и Лера Нарбикова с отрывками из романа. Ко второй половине вечера, когда публика уже немного «въехала», К.А. начинал читать свои большие тексты, условно говоря – поэмы. На первых порах это были «Венский стул», «Заинька и Настасья», «Лабиринт света», «Шахматный Озирис» и, конечно, «Компьютер любви». Годы 1985–1986 были для Кедрова удивительно плодотворными. Я теперь понимаю, что мог наблюдать один из высочайших его творческих взлётов. Что ни месяц – то новая поэма, открытие! Причем это сейчас, с почти двадцатилетней дистанции, легко оценить. А тогда, признаюсь, я просто не мог проглотить эти тексты. Становился перед ними в оцепенении. И оторваться тоже не мог. Вот, представьте, пришли вы на поэтический вечер. В предвкушении прекрасного, высокого, поэтичного выделяется слюна. И тут на вас падает, как бетонная плита:
Казалось бы, пора уж привыкнуть к Кедрову и его штучкам. Но в том-то и дело, что привыкнуть к этому невозможно! Каждый раз чего-то такое, что, как сказали бы тартуские структуралисты, «обманывает читательское (или слушательское) ожидание». Не успел я приспособиться к хард-року «Партанта», как послышался фолк-рок «Астраля»:
При некотором внешнем сходстве приемов «Астраль» никак не относится к концептуализму. Это Символ веры: «АСТРАЛИТЕТ – таково мое кредо. / верую потому что астрально»
Теперь-то я вижу, что эти поэмы взаимодополнительны. Передать космическую реальность средствами одного языка нельзя: она многоязычна. Значит, нужно стремиться к тому, чтобы выйти за его пределы. Космический универсум изоморфен универсуму лингвистическому; на небе есть свои корни и аффиксы. «Астраль» – это обращение к корню, «Партант» – к аффиксу. Единое человеко-вселенное существо – это новая реальность, получившая в «Астрале» название ЯОН:
Но ЯОН – это и квантовое единство субъекта и объекта описания. В своем интересе к современной науке, которым К.А. заражал всех окружающих, он был последователен, чему свидетельство – поэма «Теорема Гёделя о неполноте». Кедров очень любит теорему Курта Гёделя, особенно в ее нестрогой гуманитарной интерпретации: «Если высказывание полно, оно неверно; если высказывание верно, оно неполно». Впрочем, как знать, быть может, именно такая интерпретация более осмысленна, нежели ее формализованное представление. Как бы там ни было, но поэма-теорема – случай в истории поэзии уникальный. Не успели мы переварить «Партант» с «Астралем», как услышали:
И дальше – безумно смешная пародия на теорему, поэму и… и биографию… нет, страшно вымолвить… (шепотом) «Солнца русской поэзии». Сейчас бы за такое идущие в одном месте попросили бы в такое место… Но, с другой стороны, ведь Кедров доказал-таки в строгом логико-поэтическом тексте, что,
Постепенно состав участников этих литературных вечеров стал расширяться, и они разбивались на два отделения. В первом читали представители назревавшего клуба «Поэзия» (помню Кацова и Друка; наверняка был и еще кто-то), во втором – члены ДООСа. Солировал, конечно, К.А.