Сквозняк иного мира

Светлана Кекова СКВОЗНЯК ИНОГО МИРА

Два дома

1

Ты смотришь на знакомые дома.
Они уже не те, что были прежде,
и кажется — они, как облака,
во времени меняют очертанья.

Вот дом призренья Тита-чудотворца.
Какою-то волной незримой смыты
с него кресты, и лишь один остался
нетронутым.
Я часто здесь стою
на оживленном пыльном перекрестке.

А это — дом, где я жила когда-то.
Напротив дома — сквер, а в сквере — Ангел,
незримо ждущий Страшного Суда.
Шумят листвою пыльной тополя —
они стоят на месте стен церковных,
а купол неба чист, и там, где был алтарь,
сидит ребенок и в песке играет.

2

Дом на Ильинской площади оброс
косматой шубой времени. Вопрос.
Ответ. Опять вопрос неслышный.
Сейчас стоит каштан осенне-пышный
у входа в арку, где когда-то я
училась видеть щели бытия
и ощущать сквозняк иного мира.
Стоит, как прежде, у подъезда лира:
сквозь ливень струн заржавленных видна
исписанная часть стены кирпичной,
и я впервые с мукой непривычной
пытаюсь вникнуть в эти письмена.

Здесь — руны и вульгарная латынь,
иврит и вязь славянского глагола,
скупой язык Аида и шеола,
загадочные знаки Ян и Инь.

Да, этот дом являет мне пример
смешенья рас, кровей и чуждых вер,
и прыгает нарядная сорока,
как будто измеряя пыльный сквер,
где был когда-то храм Ильи Пророка…

* * *

Увянуть могли бы две розы в руке —
да льдистые глыбы плывут по реке.

На них я читаю судьбы письмена:
блестит запятая, как чья-то вина,

дрожит многоточья рассыпанный мак,
о чем-то кричит восклицательный знак.

Но, знаки иные в груди затая,
не знаю вины я страшней, чем моя.

Последней из пленниц я шла под венец,
и плакал младенец, звенел бубенец,

а нож деревянный лежал на столе,
как меч-кладенец в каменистой земле.

Кто сможет лихого врага побороть —
рассечь и рассеять словесную плоть

и свадебной ночью на теле стиха
слова уничтожить, как язвы греха?

* * *

1

Покинул тело дух-изменник —
и молча нюхает эфир
египетский первосвященник,
носящий на груди сапфир.

Стоит скала, как Ниобея,
песок хрустит и шелестит,
и перстень в виде скарабея
на пальце воина блестит.

Он, жалкий раб им данной клятвы,
телесный чувствует ущерб,
и приближает время жатвы
луна, похожая на серп.

Есть в каждом теле воды Леты,
но ты, душа моя, забудь,
что голубые амулеты
мне нужно положить на грудь.

И, прозревая в небе чистом
светил невидимую связь,
ты лучше трезвым аметистом
чело горячее укрась.

2

И поцелуй четырехкратный,
и вздох прощанья мне знаком,
и безнадежный привкус мятный
под онемевшим языком.

Уже не будет сердце биться
в земле прозрачной, как слюда…
Но как, скажи мне, пробудиться
за час до Страшного Суда?

Страшная месть

Станиславу Минакову.

1