К вечеру стайка матерей в траурных одеждах собралась в уголке двора, все они грустно кутались в покрывала, жались друг к дружке, желая и одновременно не желая увидеть ванны, в которых их дочерям предстояло начать странствия. Девушки Башни начали вытаскивать во двор новые ванны, и Алане показалось, что она знает, в которой из них Карина – может, в той? Или нет? Или вон в той, а может, в другой? С того места, где они стояли, женщины не могли отличить одну девушку от другой – все они застряли посреди собственной сгустившейся крови, все превратились в маленькие островки кожи на поверхности океана, одинокие и пустынные. Под открытым небом святым над’Мира предстояло разлагаться сообразно воле стихий и животных, если бы таковые захотели к ним спуститься. Черви уже готовились явиться из пустоты и поглощать, превращать плоть в святость; армии мух пустились в путь, и воздух как будто дрожал от биения их крыльев. Насекомым не терпелось отложить яйца.
Алана вернулась в Порту, чтобы состариться в одиночестве и молчании. Может, мы еще увидим ее однажды, когда она будет смотреть в большое окно своего дома, погруженного в сумрак, как разверзнутся небеса над’Мира и вознесется Храм Девяти Утроб. А может, даже тогда не увидим.
В Башне воздух усердно трудился, выталкивая газы из живота Карины; внутренности девушки со свистом выходили через имеющиеся отверстия и прокладывали себе путь через другие, новые и свежие – врата из кожи, которая слишком туго натянулась и лопнула; черви начали свой кропотливый шахтерский труд, сдвигая слои и роя туннели, преодолевая сухие артерии и утыкаясь в кости; Карина медленно превращалась в жижу. Время от времени кто-то приходил посреди ночи и перемешивал содержимое ванн большими, вместительными черпаками. С высоты луна с полостью внутри, похожая на кулак бога, изливала на останки свой тусклый свет. Осталось уже совсем немного.
Скырба Карины Путрефакцио витала над Башней, словно облачко; иногда ветром ее заносило внутрь, и она влетала в коридоры, оседлав какой-нибудь сквознячок, со свистом проносилась под дверьми девушек, которые спали и видели сны о том, что когда-нибудь тоже обретут святость. Случалось, она оказывалась над забором и какое-то время медлила у того места, где повстречала парня, чье имя забыла, – он бы мог стать ее жизнью, если бы она не посвятила уже имеющуюся жизнь смерти. Но большую часть времени просто висела над своей ванной, смотрела во все стороны сразу и ждала.
Когда пробил час и от Карины осталась только смрадная каша, ее вытащили из двора и отнесли в один из тех залов, куда ей раньше хода не было. Скырба поспешила погрузиться в то, что когда-то было телом Карины Бок, и оттуда стала наблюдать представление, развернувшееся вокруг. Ванну расположили в углу помещения, где, казалось, никто не стоял на месте: пожилые женщины швырялись приказами направо и налево, девушки – и даже несколько парней – бегали туда-сюда, чистили, помогали, суетились.
Рука проникла сквозь превратившееся в жидкость тело Карины Путрефакцио и принялась шарить по дну ванной в поисках пробки. Нашла, дернула. Карина начала медленно, по спирали, течь сквозь свое тело и сквозь Скырбу, спускаясь к новому миру. Это длилось как будто целую вечность, но в конце пути она ощутила аромат сосен и вечернюю прохладу. Чистый воздух овевал складки тела, а то вновь обретало плотность, и Скырба потихоньку сливалась с идеей новой плоти, которая пока что не казалась плотью, нет – она была такой же влажной, такой же мягкой и холодной, но имела растительную природу. Было еще темно, однако не прошло много времени, и первые лучи рассвета отыскали путь к тем девственным глазам, первые звуки рассеяли эхо течения по трубам и заменили его птичьим щебетом, журчанием родника в долине, шелестом листвы и другими шумами: мужчины чокались кувшинчиками и смеялись, стучали ложки и вилки по тарелкам, кони фыркали и цокали копытами по камням. Святая Карина сразу поняла, что очутилась на задней стене трактира в не’Мире, проросла на ней лицом к лесу: она была большим пятном плесени и увеличивалась на глазах; Карина знала, что это лишь вопрос времени, когда ее новое тело целиком обретет форму из глины и сырости и она отправится выполнять доверенную ей миссию.
Но она не знала, что прикрепилась к стене трактира, в котором остановились Тауш, Данко и Бартоломеус, и что этот трактир находился под стенами Мандрагоры. Однако она была святой Кариной, сказала себе девушка, а святые познают свою миссию шаг за шагом, так что велела себе не тревожиться, с изумлением и радостью поняла, что посреди плесени уже появился маленький рот.
Она улыбнулась.
Где пребывают слова, когда их не произносят?