Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Спина вышла очень кривой, ученик ни за что не смог бы выпрямиться, и он, похоже, испытывал боль острее, чем остальные. Когда, примерно через неделю, на протяжении которой святой воровал слова днем и механически, охваченный ужасом, повторял ночью, он заметил, что ноги нового ученика срослись в одну конечность с противоестественными сочленениями, словно лягушачья лапа, и осознал, что его поступок – самая большая ошибка, которую можно было совершить в новой жизни. Он поднял это существо, легкое, словно гусиное перышко, и спрятал под своими одеждами. В келье он положил его под груду старых тряпок, брошенных в углу, но новому Таушу не было покоя: две ночи, которые он продержал монстра втайне от всех, было слышно, как тот копошится под горой одежды, желая, видимо, появиться на свет, быть, прожить свою вкривь и вкось рассказанную жизнь. Заслышав его и на третье утро, новый святой Тауш, охваченный отчаянием, накинулся на свое творение и сломал ему шею.

Тварь звала его по имени, она знала его имя и успела произнести трижды, с долгими, мучительными паузами – слова выходили с болью из глотки, которой существо еще не умело пользоваться.

– Тауш… Тауш… Тауш…

Святой спрыгнул со своей каменной кровати и принялся рыться в тряпках в поисках существа. Разыскал его шею между двумя складками кожи, похожими на два мягких зоба, и начал сдавливать; сердце одушевленного комка плоти качало кровь, как безумное, а потом его шкура побагровела, почернела, и через некоторое время существо в руках святого перестало шевелиться.

Тауш завернул его в несколько старых тряпок и тайком выбрался из храма. Никто за ним не следил и, обнаружив подходящее место – скалу, которая как будто собралась рухнуть, но еще не решилась окончательно, – выкопал неглубокую яму и опустил в нее труп. Перед тем как накрыть его землей, новый Тауш, сам не зная почему, охваченный смертной тоской, дал существу имя: маленький Тауш, так он назвал свое творение. Он начал дрожать от эмоций, потому что последовало то, что пребывало в нем, как прирожденный талант, который он до того момента не пускал в ход: святой Тауш впервые начал вытаскивать цельный красный шнур из пупка. Он тянул и тянул, чувствуя, что это не больно, и даже наоборот – он ощущал в животе щекотку и тепло, словно превратился в бугай [32], на котором сыграли немало быстрых мелодий. Вытянув, сколько понадобилось, он повязал шнур на запястье одной из трех рук малыша. Забросал яму мокрой землей и ушел, время от времени оборачиваясь, пытаясь силой духа столкнуть высокую скалу на могилу существа. Но камень не поддавался и остался наклоненным, как будто желал показать всему миру: здесь лежит святой, маленький Тауш. Придите и возьмите его!

* * *

И вот настал день, когда новому Таушу пришлось попрощаться с учениками из Храма Ключа в Лысой Долине.

– Ты отправишься в город из сна, святой, – сказал старец.

– Но я боюсь, учитель, – прошептал новый Тауш. – Я не справлюсь с этим в одиночку.

– Ты не будешь один. Братья как раз готовят для тебя карту, которую ты сможешь всегда держать при себе и будешь следовать ей с благоговением. Она проведет тебя, ценой трех дней, по тайным тропам Долины, известным только Искателям, обнаруженным и охраняемым Очами, которые летают там постоянно, готовя твой путь. Карта доведет тебя до монастыря Иеромортииса Темного. Он будет глядеть на тебя строго, и тебе там будет не по себе, но надо ему верить. Все вокруг него будет раздваиваться и искривляться, а твой желудок изольет содержимое, чтобы очистить от скверны твою суть, но ни на миг не забывай, что Иеромортиис – один из нас. Он даст тебе армию, которая нужна, чтобы войти в город, увиденный во сне, и избавить его от зла, а потом – защитить от того, что грядет. Ты знаешь, как он называется?

– Да, – ответил новый Тауш. – Он называется Мандрагора.

Старец опустил глаза и как будто что-то поискал в зыбком воздухе вокруг них – то ли рисовал одну карту, то ли стирал другую. Он вздохнул и сказал лишь одно перед уходом:

– Завтра ты отправишься к Иеромортиису Темному.

Карта, которую ему дали, оказалась всего лишь клочком пергамента, на котором кто-то нацарапал точки – поменьше и побольше. Разглядывая этот узор, нарисованный красными чернилами и похожий на сыпь, покрывающую кожу больного корью, новый Тауш ничего не понял, но, когда вышел наружу и ученик показал ему первую точку на пергаменте и заостренную скалу справа от храма, до святого дошло. Он забрался на каменный гребень и начал вертеть карту так и этак, пока не заметил следующую скалу, поменьше, соответствующую изображению, а после, правее – еще одну, крупнее и длиннее, как точка с хвостиком на рисунке. И вот так отправился Тауш к Иеромортиису Темному, следуя не путем дорог и ручьев, но путем острых камней, ранивших ступни, но приближавших к городу из его сна – к Мандрагоре.