Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Чем ближе Новый Тауш подходил к Мандрагоре, которую уже в мыслях называл Альрауной, тем громче раздавался стук молотков и скрип воротов, голоса и прочие звуки, сопровождающие труд. Он не посмел взглянуть на ту крепость, где накануне вечером увидел черную дверь, но поторопился забраться на стену; в той части города, как оказалось, платформы были уже воздвигнуты – по ним он и добрался до своих незримых учеников, с которыми чувствовал себя более защищенным, более святым по сравнению с остальными мэтрэгунцами, более человеком по собственным меркам.

* * *

Во тьме ночной в тени старой крепости появилась пара глаз и моргнула; из ноздрей вырвались две струйки пара, то ли когти, то ли копыта взрыли землю нового мира. В отдалении от крепостной стены простиралась дремлющая Мандрагора, чьи дома уподобились сотням островов на зеркальной глади океана, мостики и платформы между ними скрипели под ногами мэтрэгунцев. Там же, в городе, люди вдыхали и выдыхали новый воздух нового мира, не’Мира, и снился мэтрэгунцам то Мир, то не’Мир; они сопели и ворочались во сне. За стенами с вечера собирались войска: ни один человек их не видел и не подозревал об их существовании, не считая, быть может, Нового Тауша, который, однако, не посмел вернуться к крепости, предпочитая гладить своего маленького тезку нерешительными движениями, все время глядя в пустоту на нечто неопределенное, явно думая о еще одном незаконченном деле – о Другом Тауше.

Армии не’Мира проникли в Мир через те несколько врат, что открыли Женщина-Тень и БартоломеусПалма, пинками выбив последние кирпичи, вымазанные высохшим дерьмом. Солдаты были высокими, облаченными в темную броню, в кирасы, высасывающие свет даже из тьмы; только их глаза виднелись во мраке, словно зависшие над землей дисциплинированные жуки-светляки. Солдаты ожидали сигнала. Их животные ступали по грязи или камням мягко, не производя шума; их мечи пребывали в ножнах до самого леса; генералы ехали верхом, так что их сапоги со шпорами двигались в метре от земли. Не’Люди взмахивали руками, чьи пальцы были унизаны большими и тяжелыми кольцами, делали знаки остальным: ступайте дальше, не останавливайтесь!

Они укрылись в лесу, где собрались большим кругом, посреди которого встал Каралак Беспощадный, облаченный в причудливые темные одежды. У него была всего одна рука, но вдвое сильнее обычной и толстая, как древесный ствол; грудь походила на утес, на котором камнепад из десятков и сотен валунов не оставил бы ни единой трещины, бритая и бледная голова оставалась непокрытой, а гнев во взгляде был подобен смертельной болезни. Все глядели на него – на их скалу, которой предстояло повести над’Мир в бой. Каралак Беспощадный был не один: еще три батальона собрались вокруг города в трех других местах, их всех возглавляли генералы столь же немилосердные, как этот воитель. И еще многие должны были подойти, волнами, если ворота не сомкнутся перед ними, как могло случиться. Как случалось уже много раз…

Чего солдаты над’Мира не знали, так это того, что их заметили: незримые неустанно патрулировали стены по всей длине и ширине, увидели врагов, когда те еще только вышли из врат, и им хватило времени, чтобы добежать до центра Мандрагоры и сообщить о случившемся. Но дело было не только в этом – существовало много вещей, про которые над’Люди не знали, потому что большинство впервые попало на Ступню Тапала, и теперь запахи и липкий воздух вызывали у них отвращение; они озирались со страхом и непониманием. Только генералы и несколько офицеров бывали в Мире и одержали победу в нескольких битвах, но проиграли войны. Солдаты не знали, что из-за Великого Плана, посредством которого уже начали поднимать Великую Лярву, небо с той стороны прорвало почву Мандрагоры и затопило улицы и переулки; они не знали и того, что мэтрэгунцы построили мосты между домами, а также того, что в городе находились девяносто девять незримых учеников, в любой момент готовых невидимым ударом отделить их головы от плеч. Кое-что из этого им предстояло узнать в самом скором времени, ибо они привели с собой Сарахула в цепях и выпустили его.

Сарахул, наполовину птица, наполовину над’Человек, взлетел, рассекая бахромчатыми крыльями вязкий воздух, новый и непривычный для него, и поднялся повыше в бездну небес, чтобы его никто не сумел разглядеть. Существо сделало несколько кругов над Мандрагорой, которая оттуда, сверху, казалась половинкой скорлупы ореха, лежащей на склоне холма и наполненной молоком. Ему пришлось немного спуститься, чтобы понять: это не молочные реки текут по улицам города, а похожие на паклю облака; спустившись еще ниже, он разобрал платформы между домами. По обе стороны городских стен люди и над’Люди – обе стороны называли друг друга не’Людьми – затаили дыхание и молчали.