Скырба святого с красной веревкой. Пузырь Мира и не'Мира

Они обнялись, и каждая ощутила, как бьется сердце в грудной клетке соратницы: тук-тук, тук-тук. Они долго держали друг друга в объятиях, глядя в разные стороны, словно новое существо с двумя ликами и двумя сердцами, но единой волей и миссией.

– Идем.

– Идем.

Они углубились в лес, и в этот самый момент двое мэтрэгунцев – не будем называть их имена – прибыли к крепости. Усталые и по уши в крови над’Людей, мужчины собрались навестить странное существо: попавшуюся в лесные сети-ловушки девицу, которую нарекли Сладкие Губки. Когда двое отперли замки, то обнаружили, что ее убили и расчленили, разодрали на части и разбросали по обе стороны стены: плоть осталась внутри темницы, кости – снаружи.

– Мэй, это дело рук не’Мира, мэй… – только и смог проговорить один из них, прежде чем оба бросились бегом к Мишу, к святому или к кому угодно, кто имел уши, чтобы слышать, и сердце, чтобы понимать.

Две святые из над’Мира уходили все глубже в лес, а в это время в сухой траве фаланги притягивались к фалангам, кости к костям, позвонки к позвонкам: Бартоломеус собирался воедино, становясь еще более печальным и одиноким, чем раньше.

* * *

Сначала был гул. Вибрация двигателей поднялась из-под Храма Девяти Утроб и охватила всю Порту. К наступлению последних дней над’Людей эвакуировали и возвели для них огромные шатры на краю столицы, подальше от Порогов. Все, что могло разбиться в их домах, уже разбилось от вибрации, пока Великую Лярву поднимали все выше в небеса. Черный камень храма местами побледнел, как будто потеряв свой темный блеск, к которому все в над’Мире привыкли. Потом раздался грохот, и все, что могло упасть в домах в центре Порты, упало. Мебель ломалась и летела кувырком, окна проливались дождем осколков вовнутрь, на мягкие толстые ковры, или наружу, на уже опустевшие улицы, по которым лишь время от времени пробегали своры псин с обвислыми сосцами и торчащими ребрами. Шестерни Великого Плана начали вращаться, и каждое соприкосновение зубцов рождало ударные волны, прокатывающиеся до самых краев города. Даже великому и мудрому Аль-Фабру стало страшно, когда первая пластина, изогнутая и длинная, размером с целую улицу, отделилась от боковой части храма и упала на окружающие дома. Это необходимые жертвы, говорили себе над’Люди и плакали в кулак в своих импровизированных убежищах-шатрах. Казалось, даже вой Порогов затих на те несколько часов, пока храм избавлялся от оболочки из эбена и черного мрамора, которая в падении так блестела на свету, что казалась белой, и в конце концов разбивалась на сотни и тысячи кусочков.

Первоначальная вибрация испугала птиц на вершине храма, которые уже несколько дней искали способ перенести яйца к далеким скалам, и неистово носились кругами над Портой, издавая жалостливые хриплые вопли во всю мощь легких и глоток. Начавшиеся шум и грохот прогнали их насовсем, и Порта потеряла еще один символ. Понятное дело – без жертв не обойтись.

Суета в мастерских достигла пика, когда с храма осыпались все панели облицовки, как скорлупа с яйца, которое разбивается на пороге новой жизни. Центр города превратился в руины, но каждый конец – это надежда на новое начало, говорили себе все и аплодировали при виде гигантской платформы, которую с трудом толкали шестерни и подземные двигатели. На платфор-

ме, внутри огромного деревянного ковчега, как предполагали над’Люди, скрывалась Великая Лярва: копошилась и неустанно ворочалась с боку на бок, вынуждая день и ночь сменять и сменять друг друга. Ученики Аль-Фабра взяли себя в руки, а потом придумали этим самым рукам работу: открыли бочки с пивом и, насвистывая от радостной потери, с восторгом, к которому примешивалась зависть, подумали о великом Ульрике-инженере, которого с ними не было – видать, остался под землей, в том инфернальном шуме, который издавали потроха Великого Плана. Везучий подлец!

Но тут платформа остановилась. Над Портой опять воцарилась тишина, заполняя пустоты, разжигая сомнения и страх. Пиво уже не текло рекой, Аль-Фабр вцепился в фиолетовые шторы в своем кабинете, над’Люди спустились с крыш шатров, качая головой и пожимая плечами; от Порогов не было слышно ни единого голоса, только завывание ветра, гуляющего туда-сюда сквозь приоткрытые двери в то пространство, что кишело заблудшими душами. Молчание, коего боится всякое живое существо во всяком мире, длилось недолго – раздался оглушительный треск, и платформа начала вращаться вокруг своей оси. Радостные возгласы зазвучали по всей Порте до самых Порогов; и вот огромный ковчег, в котором обитала Мать Лярва, опять двинулся к тучам, плотным кольцом обрамлявшим титаническую дыру в небесах.