Слабая, сильная, твоя…

— Да, я знаю: я сама виновата. Сама захотела! — Меня одолевал новый приступ злости.

— Ну, в общем, — да.

Вот и дошутился! Я плюхнула пустой бокал на столик и вцепилась мужу в волосы. Он заливался смехом, щекотал меня за бока, потом легко, будто я трехлетний ребенок, уложил меня на пол. Я отпустила его волосы. Мне тоже стало смешно, легко. Он таки довел меня до рукоприкладства! Может, я и впрямь не мазохистка, а форменная садистка? Бросаюсь на мужчин с хлыстом и кулаками! Что сказала бы моя мама?

Мир стоял надо мной на четвереньках, крепко держа за плечи своими железными руками и сжимая коленями бедра. Отсмеявшись, мы смотрели друг на друга. Совсем немного времени назад такие взгляды заканчивались бурными поцелуями и жарким сексом. И первой всегда начинала я. Но теперь… Я просто смотрела на него и думала о том, что бы съесть на ужин, и о том, что надо поставить букет, принесенный Миром, в воду. Бедный веник валялся на комоде в прихожей. Мир заговорил:

— Между прочим, среди приятелей Дюваля есть мой знакомый. Он рассказал мне, что у этого… извращенца появилась фантастическая женщина. Она просто потрясающая, так сам Дюваль сказал, и он с ней три раза кончил. Это про тебя?

— Со мной он только один раз… — засомневалась я. — Во всяком случае, я так поняла. Нет, вряд ли это я! — Мне уже было немного не по себе от этого разговора, но циничный Мир продолжал:

— Скорее всего ты! Он, то есть этот… Дюваль признался, что первый раз кончил, когда только увидел тебя с черными волосами в кожаных штанах, второй раз — когда ты отстегала его, а третий — когда спокойно ушла и слова не сказала. Я тоже не подумал сначала, что речь о тебе, но вот черные волосы, вот кожаные штаны. Знаешь, ты полна сюрпризов!

Я молчала. Мне уже было холодно, и плечи, прижатые к полу, затекли.

— Знаешь, что я вижу? — тихим голосом, когда-то сводившим меня с ума, спросил самый лучший мужчина в мире. И сам себе ответил: — Я вижу женщину, которой очень благодарен и которую хочу сделать счастливой.

Я поняла, что это и есть признание в любви. Мир не знает слово «люблю», но того, что он уже сказал, вполне достаточно. Пришел мой час, а мне вроде как скучно. Странное я создание: умирала от любви, ждала ее, а теперь, когда все случилось, — равнодушна. Мир ждал ответа, но я просто высвободилась из его рук, поднялась и пошла к двери. Все же надо поставить букет в воду.

Глава 29

И снова дни пошли за днями. После того разговора в гостиной мои отношения с Миром перешли совсем в иную плоскость. Нет, это неправильное определение. Точнее сказать, наши отношения сошли на нет. Я продолжала жить в свое удовольствие: отдыхала, посещала косметические салоны, бассейны с морской водой, массажистов, редких подруг из русских, обосновавшихся по той или иной причине в Париже. Большинство из них проводили время так же, как и я, в праздности и безделье, а их мужья, русские или французы, работали день напролет. Почти все дамы заработали свое нынешнее благополучие, что называется, одним местом. Никогда не поверю, что можно влюбиться в жирного старого мужика, воспитанного при коммунистах по стандарту «лучший парень на деревне», но зато имеющего денежки и живущего теперь во Франции. Милые жены таких субъектов знали о тряпках и отдыхе все. Теперь я тоже стремилась слиться с общей массой таких дамочек. Быть просто женщиной, чего еще желать? Почти у всех моих новых подружек были любовники. В основном тоже из русских, только попроще. Они были шоферами, официантами, еще кем-то. Особенным спросом пользовались бывшие спортсмены, теперь обретающиеся в дорогих тренажерных залах.

Я смотрела на эту жизнь, почти участвовала в ней, мне все нравилось, но часто с тоской вспоминала те, первые годы в Париже, когда видела город только из окна автомобиля по дороге в офис и из офиса. То время, когда Мир был моим божеством, когда самая рутинная работа в фирме была увлекательнейшим занятием, когда я не знала бутиков, салонов, бистро, потому что рано утром уезжала с любимым и поздно вечером возвращалась. Я тосковала по своим мучительным одиноким ночам, по вкусу «Отвертки» с сигаретой в темноте. В те годы мне нравилось курить в темноте, не видя дыма, а только наблюдая за оранжевой звездочкой, мерцающей в ночи. Конечно, сейчас я могла бы спокойно покурить ночью в спальне и выпить пару коктейлей, но в этом не было ровно никакого смысла.

Я часто звонила домой, маме, узнавая последние новости. Элла родила дочку, мама моего первого мужа умерла. Нас не известили об этом, может, и правильно. Мы принесли ей только горе. Бабушка становилась все здоровее и все лучше и лучше разбиралась в жизни. Она по-прежнему поливала меня грязью, будто мысль о внучке — убийце и проститутке — делала ее жизнь, все прожитые годы особенно осмысленными. Мне всегда казалось, что понять и простить своих детей — вот главное, что может сделать человек в своей жизни. Но как я могу судить об этом после всего, что случилось, и к тому же у меня нет детей.