Слабое звено

— Где Флетчер, Альбрехт? — спросил я.

— Я не могу его отыскать, — удивленно ответил он. — Личный фон не отвечает. Его нет ни в каюте, ни на вахте.

Последовал новый толчок. Он был мягче и, как мне показалось, немного продолжительней двух предыдущих. Что, в конце концов, происходит? Я решил разобраться с этим немедленно. Дорога в сектор «Д» занимала примерно четверть часа: наш корабль был огромен. Собственно, скорее, он походил на завод, состоящий из нескольких корпусов, соединенных друг с другом основными и дублирующими переходами. Чтобы пройти их все по большому кольцу, не хватило бы и двух часов — этим и объяснялось то обстоятельство, что в полном составе команда собиралась довольно редко, хотя каждого из членов экипажа я видел по нескольку раз в день.

Я шел по длинному переходу, соединяющему основной корпус с Центром двигательного контроля, раздумывая над услышанным сегодня, пока не уперся в закрытый люк. Кнопка автоматического открывания не действовала. В чем дело? Я взялся за штурвал механического привода: крутанул раз, другой и в недоумении отступил. Люк был заблокирован с противоположной стороны. Мое беспокойство резко усилилось, переходя в настоящую тревогу. Торопясь, я откинул крышечку поста связи и щелкнул тумблером общего вызова. Маленький экран оставался темным, связь здесь почему-то не работала.

Попасть в сектор «Д» можно было разными путями. Самый короткий из них — через сооружения шахтного комплекса. Я повернулся и побежал. Путь до зала управления горнодобывающими механизмами занял у меня минуты четыре — никогда еще я не передвигался по кораблю так быстро. С огромным облегчением я убедился, что дверь в зал работает нормально. Но сам зал оказался пуст! Сейчас здесь должна находиться смена из трех человек. Их обязанности нельзя было назвать слишком уж обременительными: механизмами управляла надежная автоматика, и на долю людей приходился лишь контроль за ее работой, нечастые профилактические осмотры и тестовые испытания. Но от этих обязанностей смену никто не освобождал! Покинуть рабочее место — недопустимое нарушение дисциплины.

Если я не встретил никого из них на своем пути, значит, все они ушли в том направлении, куда торопился я сам. Я пересек помещение и вошел в переход, ведущий к сектору «Д». Мне оставалось миновать компрессорный зал. Я не сомневался, что и там тоже не застану никого из членов команды — и не ошибся. Но связь здесь работала нормально. Я вызвал Центральный пост.

— Альбрехт?

— Слушаю, командир.

— Выход из основной галереи в сектор «Д» заблокирован. Там не работает пульт связи. Направьте туда дежурного ремонтника.

— Понял, командир.

— Альбрехт!

— Да, командир?

— Тебе не кажется, что у нас что-то происходит? Несколько секунд он молчал.

— Мне не кажется, — произнес он. — У нас действительно что-то происходит. Пять минут назад я пытался связаться с Центром контроля. Там никто не отвечает. Камеры визуального контроля отключены.

— Нарушена связь?

— Связь в порядке. Либо там никого нет, либо мне не захотели ответить. И еще одно… Флетчер в госпитале.

— Что с ним произошло?

— Его нашли без сознания возле монтажной площадки. По-видимому, он сорвался с лестницы во время одного из толчков. Я только что говорил с доктором Кольцовым. Он сказал, что у Флетчера сильное сотрясение мозга, ушибы, но с ним все будет в порядке.

Нелепость! Как мог Флетчер проявить такую неосторожность? Все происходящие события постепенно сплетались в очень неприятный узор.

— Где ты находишься? — услышал я голос Альбрехта.

— В компрессорной, перед люком в сектор «Д». Альбрехт!

— Да!

— Приготовься к введению режима «Экстрим». Жди моего сигнала.

— Ты считаешь, что все настолько серьезно?

— Пока еще я ничего не считаю. У меня недостаточно информации. Просто приготовься. Перейди на мой личный канал. Следи за мной внимательно и жди приказа.

За все время работы мне приходилось прибегать к режиму «Экстрим» всего два раза. В первый — когда в Обломок, который мы тащили к безымянной звезде под номером 674, угодил метеорит. Совсем маленький — массой не более двухсот граммов. Нам повезло, что столкновение было не фронтальным и энергия удара не превысила пятидесяти тонн в тротиловом эквиваленте. Но ее хватило, чтобы изменить курс, вывести из строя механизмы шахтного комплекса и уничтожить половину теплиц. На устранение последствий катастрофы у нас ушло около четырех месяцев, а домой из-за этого мы вернулись на полтора года позже, чем планировалось.

Во второй раз все начиналось примерно так же, как и сейчас. Даже при строжайшем отборе и великолепной психологической подготовке люди все равно остаются самым слабым звеном любой системы. Увы, этого не изменить. Интеллект коллектива равен сумме составляющих ее интеллектов. Но когда коллектив превращается в толпу, ее интеллект мгновенно падает до уровня самого безумного индивида. Достаточно одного легкого толчка, чтобы сплоченная команда превратилась в сборище сумасшедших. Но чтобы восстановить контроль, нужны намного более сильные потрясения…