Сладкая месть

Зашипев, Антон резко вскочил на ноги. Дёрнув меня за горловину сорочки, прижал спиной к груди. Сделав несколько шагов назад, к дыре в стене, то есть, к недостроенном окну, снова приставил лезвие к горлу.

В этот момент, в комнату ворвался Давид.

* * *

— Как не вовремя, бро! — по битому стеклу, отступая назад.

Взвизгнула, задрожав ещё больше, когда осколки от стекла и штукатурки впились в голые пятки.

Я смотрела на любимого с жалостью, с отчаянием, потому что грудь жгло нехорошим предчувствием. Вот-вот… и что-то произойдёт!

Страшное, ужасное.

Вот-вот… и кто-то умрёт.

Лучше, если это буду я.

Потому что второй раз… смерть Давида… я не вынесу.

Острая сталь ножа снова коснулась нежной кожи в области сонной артерии.

Антон шипел мне в ухо. Он находился в абсолютном неадеквате.

Может под действием наркотиков. Может в состоянии крайне тяжёлого аффекта.

А может… всё вместе.

Давид двигался медленно. Осторожно. Не моргая.

Взгляд прищуренный, предупреждающий. Как у разъяренного льва за секунду до прыжка в сторону ненавистного противника.

Цель есть. Мишень определена.

Один прыжок, один рывок… сильные челюсти зверя раздирают горло наизнанку.

— Тронул её? — Холодно, но поразительно спокойно.

Не знаю, как я до сих пор стояла на ногах.

Наверно не стояла, а висела в воздухе, пока Антон цепко давил мою шею, оторвав от пола на несколько сантиметров.

— Жаль не успел. — Насмешливо. — Где камень? Сюда давай?

Оскалившись ещё шире, Давид сунул руку в карман, из которого вытащил небольшой тканевый мешочек. Вытряхнул содержимое на ладонь, крепко сжал между большим и указательным пальцами некий объемный предмет, размером с крупную сливу, который заблестел всеми цветами радуги.

— Отлично. Сюда давай! — Сиплые выдохи ублюдка участились.

— Сначала отпусти Соню.

— Зачем? Сперва, я бы хотел оттрахать сучку у тебя на глазах. — Надавил скальпелем на трахею, заставляя взвизгнуть от жгучей боли. Слёзы хлынули по щекам. Внизу живота что-то лопнуло, или взорвалось. — Всегда мечтал опробовать эту сладкую суку! Как обычно, тебе всё самое лучшее! Безлимитные победы на ринге, армия тупых шлюшек и эта… темноволосая шмара в придачу, от которой ты башку потерял капитально. Из-за которой, ты жизнь свою просрал. — И лизнул мою шею, слизывая кровь с маленькой ранки. Пока ещё маленькой.

— Ты спятил! Прекрати! Или… — Запнулся. — Я за себя не ручаюсь. — Давид попытался прорваться вперёд, но Антон сильнее сжал меня в тисках, визуально намекая, чтобы брат соблюдал дистанцию.

— Ах-ха-ха! Ну и что ты сделаешь, Безжалостный? Порвёшь меня? Попробуй сначала подойди! И твоей шлюхе кранты!

Лучше бы он просто молчал.

Лучше бы он просто взял этот чертов камень, засунул его себе в одно место и навсегда исчез из нашей жизни, сохранив и свою жизнь тоже.

Я никогда не видела Давида настолько опасным. Настолько страшным и агрессивным. Я испугалась. Снова начала проваливаться в темноту от накатывающего стресса, когда увидела, насколько жуткими сделались его глаза, покрывшись могильной тьмой, насколько озверевшим сделалось его лицо… а в склерах полопались сосуды.

Сжал кулаки. С хриплым рыком. С характерным хрустом.

Напрягся, приняв боевую стойку как всевластный хищник перед прыжком.

На лице мужчины, покрасневшем, искаженном злостью, я прочла явное предупреждение и твёрдое заявление:

«Она моя! Руки прочь! Порву на хрен! НЕ СМЕЙ. ТРОГАТЬ. МОЁ!»

— В жизни нам часто приходится делать выбор. — Слово. И медленный шаг. Слово. Ещё один. — Если вопрос станет ребром… ты или Соня. Я… выберу её.

— Бляха! Спятил, да?? Ты что нах творишь??! — он сжал меня настолько сильно, под рёбрами, выбивая весь кислород до последнего грамма, что пришлось открыть рот, испустив искореженный стон.

Кажется, будто чертов подонок сломал мне несколько костей.

Я запаниковала!

Я не знала, что делать.

Но мне просто захотелось прекратить это всё.

Сделать какую-нибудь глупость. Чтобы сохранить жизнь любимому.

Прямо здесь. Прямо сейчас. И будь, что будет.

Антон не выполнит своего обещания. Это отчетливо ощущалось через его жёсткие прикосновения, через давящую энергетику злобы, что острыми иглами впивалась мне в душу.

Даже, если ублюдок получит камень… он не станет ко мне милосерднее.

Не пощадит. Не простит. Не облагоразумится.

Наркотики, долгие годы мучений и издевательств в запертой клетке сделали из него нечеловека. Если в глазах Давида я ещё видела хоть малейший проблеск надежды, то у Антона… В них я видела гиблый, ужасающий Ад.

Слова Безжалостного потрясли меня до самого сердца.

Он пожертвовал бы всем. Ради меня. Ради той, что предала.

И, чтобы я не сделала, как бы не поступила…

Он простит. Он будет любить.

Вечно. И навсегда.

Со всей дури вцепилась зубами в руку Антону, ногой зарядив в пах, как Давид когда-то учил, при нападении сзади, во время отработки приёмов.

Оттолкнувшись от ублюдка, упала на пол. Как раз вовремя!

Давид не дал Антону опомниться. Тут же залепил брату мощный хук в челюсть.

А дальше… началась кровавая бойня.

Удар за ударом. Удар за ударом.

Шум. Крики. Маты.

Словно два огромных буйвола, они сражались до последнего вздоха.