– Скажите ей, что не считаете себя в силах дать беспристрастную оценку, – предложил Саймон. – К тому же это истинная правда. Как может человек вынести справедливое суждение о чьей-то рукописи, если знает, что его собственная писательская карьера висит на волоске?
– Негодяй! – В голосе Эшбрука слышалась скорее приниженность, чем вызов. – Остерегайтесь, Блэйд. Вы нажили целую кучу врагов. В один прекрасный день кто-нибудь из них может решиться и попытать счастья, проскользнув мимо всех разбойников и телохранителей, которых вы любезно называете прислугой.
Саймон улыбнулся:
– Маловероятно. Видите ли, Эшбрук, у меня не так много врагов, как вы полагаете. В целом я совершаю больше добрых дел, чем произношу угроз. Я могу оказаться и полезным. Запомните на всякий случай.
Эшбрук кивнул, глядя на него:
– Теперь я понимаю образ ваших действий. Вы и в самом деле так умны и загадочны, как о вас говорят, Блэйд. Полезные услуги в обмен на содействие, определенная кара, если вам становятся поперек дороги. Любопытный метод.
Саймон пожал плечами и удалился, не потрудившись ответить. На сегодняшний вечер с делами покончено. Пора отыскать Эмили. Она должна появиться на балу у Линтонов, вспомнил он. Граф с удовольствием предвкушал еще один вальс со своей женой.
Через двадцать минут он вышел из экипажа и поднялся по ступеням большого особняка. Суетливо подскочившие лакеи в ливреях взяли у него шляпу и проводили в холл, а затем наверх, в бальный зал.
Сквозь смех и жужжание разговоров слышались звуки контрданса. Саймон остановился в дверях, осматривая переполненный зал в поисках Эмили. Последнее время определить ее местоположение было совсем нетрудно. Нужно просто найти взглядом самый оживленный кружок гостей вокруг его рыжеголового эльфа. Кружок этот будет состоять из множества новых друзей и поклонников Эмили. Из мужчин там непременно окажется несколько пожилых джентльменов, желающих потолковать об акциях и капиталовложениях; группка вдохновенных поэтов с мятежно взлохмаченными кудрями и пылающим взором, жаждущих порассуждать о романтической поэзии; и стайка юных денди, стремящихся отметиться в модном обществе настоящей оригиналки.
И как было известно Саймону, который, углядев добычу, пробирался к ней сквозь толпу, в окружающей Эмили свите будет не меньше и женщин. Во-первых, леди, столь же вдохновленные романтической поэзией, как сама Эмили, а также те, кто, подобно леди Норткот и ее дочери Селесте, нашел в Эмили верную подругу.
В ее кружок войдут и те дамы, чьи мужья поощряли их к непременной дружбе с молодой графиней Блэйд. Будут девушки, не так давно оставившие классные комнаты, чьи мамаши очень верно сообразили: находясь поблизости от новоявленной графини, их дочери смогут завязать знакомства со многими достойными молодыми людьми. И наконец несколько «синих чулков», считающих Эмили чрезвычайно умной и замечательно своеобразной особой.
Саймон как раз добрался до весьма оживленной свиты Эмили, когда она почувствовала его присутствие. По толпе ее поклонников пробежал шепоток, и они расступились, уступая дорогу графу.
– Блэйд! – Подняв на мгновение лорнет, Эмили увидела мужа. Она улыбалась, приветствуя его, глаза ее вспыхнули от радости. – Я надеялась, что вы найдете время заглянуть сюда.
– Я хотел просить у вас танец, дорогая моя, – сказал Саймон, склоняясь над ее рукой. – Вы, случайно, не оставили один для меня?
– Разумеется! – Она бросила извиняющийся взгляд на молодого человека с тщательно уложенными белокурыми волосами. – Вы не станете возражать, если мы отложим наш танец, не правда ли, Армистэд?
– Нисколько, леди Блэйд, – ответил юноша, с уважением посмотрев на Саймона.
Эмили, смеясь, с готовностью повернулась к мужу:
– Вот видите, Блэйд. Я совершенно свободна.
– Благодарю вас, дорогая моя.
Ведя Эмили на танец, Саймон ощутил прилив удовлетворенного чувства собственника. Когда Эмили с сияющим видом шагнула в его объятия, он с холодной уверенностью подумал, что все в зале знают то, что знал он.
Эмили принадлежит ему.
Пусть свет знает еще и другое: он сумеет защитить то, что принадлежит ему.
Два дня спустя Саймон приехал домой в середине дня и с изумлением услышал от дворецкого, что его жена принимает в библиотеке трех леди.
– Леди Мерриуэдер, леди Канонбери и миссис Пеппингтон, – бесстрастно доложил дворецкий.
– Черт побери! – пробормотал Саймон, шагая к двери в гостиную. – Какого дьявола она замышляет на этот раз?
– Мадам приказала подать самого лучшего чаю – «Лапсанг», – тихонько добавил Гривз, открывая перед хозяином дверь. – Смоука попросили приготовить сладкое печенье.
Саймон бросил на дворецкого мрачный взгляд и вошел в библиотеку. При виде жены, непринужденно беседующей с супругами двух его старинных врагов, он остановился как вкопанный.
Эмили подняла на него глаза и улыбнулась:
– А вот и вы, Блэйд. Вы присоединитесь к нам? Я как раз собиралась позвонить, чтобы принесли еще чаю. Вы, я полагаю, знакомы с леди Канонбери и миссис Пеппингтон?