Несмотря на то что мы встречались четыре года, в те несколько раз, когда Ричард соблаговолил приехать на Лонг-Айленд, Фред не пропускал его, не позвонив мне. Не сказать, что Ричард вообще хотел подниматься в мою квартиру, потому что он и так всегда ждал меня в холле. И все же мне каждый раз приходилось напоминать Фреду, что Ричард есть в моем списке гостей, а он только бормота: л «Прошу прощения, мисс Эбби».
– Фред сказал ему, и я цитирую: «Позаботьтесь о том, чтобы эта юная леди больше не проводила столько времени в одиночестве, сэр».
Обе подруги смеются.
– Прекратите! А что он ответил?!
После вопроса Кэт на моем лице появляется таинственная улыбка, полная затаенной надежды и трепета, которых вообще не должно быть в уравнении наших отношений.
– Сказал, что он так и планировал, – говорю я, пытаясь сдержать улыбку, но терплю сокрушительную неудачу.
– Да ладно! – вскрикивает Кэт.
Кэми смотрит на меня, и в ее взгляде гораздо меньше радости.
– А он… тебе нравится? – спрашивает она, смеясь так, будто сама мысль об этом уморительна. А потом глядит на меня. И, должно быть, что-то видит в выражении моего лица. – Охренеть.
– Боже, нет, – тут же говорю я, пытаясь отрицать, но все же продолжаю: – В смысле, он не то чтобы не нравится мне. Он сексуальный. Милый.
– Я думала, он придурок, – говорит она, напоминая о словах Ричарда.
– Так говорил
– Так и что? Отмена плана?
В тот момент мне стоило сказать «да».
Оглядываясь назад, я думаю, что должна была сказать «да», отправить Дэмиену сообщение о том, что нам нужно поговорить, позвонить ему и рассказать правду.
Но потом в памяти вспыхивает, как меня раздавили слова Ричарда о том, что я недостаточно серьезна, чтобы стоять возле него на этой
Поэтому я не говорю «да».
Вместо этого из меня вырывается:
– Боже, нет! Конечно нет. План в силе. – А затем я меняю тему разговора. – Как мы раскидаем эти ключи?
И вечер продолжается как ни в чем не бывало.
Вот только тяжелое чувство оседает камнем в животе.
И остается там на несколько недель.
13
13 ноября
Эбби
В четверг вечером мой телефон звонит, и я улыбаюсь, когда вижу имя Дэмиена на экране.
Мы созванивались и переписывались последние несколько дней, и оба счастливы. Внутри неизбежно появляется приятное чувство. Радостное волнение. Волна счастья, которой накрывает, когда только начинаешь с кем-то встречаться.
Это не может быть хорошим знаком, слишком кружится голова.
Я как тупица игнорирую все тревожные звоночки, что, похоже, для меня нормально.
– Привет, – говорю я с улыбкой в голосе.
– Привет, – отвечает он, и меня охватывает паника.
Проблема с чувством вины заключается в том, что в какой-то момент вы начинаете представлять, что вас поймают, одна ложь цепляется за другую, а когда ее становится слишком много, она захватывает всю вашу жизнь.
Говорил ли Ричард с Дэмиеном?
Искал ли Дэмиен меня в интернете, чтобы выяснить, кто я такая или кем была раньше? Или кем я хотела стать?
– Что случилось? – спрашиваю я, слыша его унылый тон.
– Ненавижу это. – На том конце раздается вздох, и я живо представляю себе, как он проводит рукой по своим волосам. – Я правда, правда ненавижу, черт возьми, делать это.
У меня внутри все обрывается.
Я молчу.
– Не хочу отменять завтрашнюю встречу.
На удивление, моя паника ослабляет свою хватку.
Он не выяснил правду. Он просто хочет перенести нашу встречу. Или отменить.
– В два часа мне нужно быть в суде по срочному делу, а все выходные я буду готовить кучу гребаных бумаг, чтобы подать их в понедельник.
– О боже, конечно. Никаких проблем.
Это ощущение мне, по крайней мере, знакомо.
Работа на первом месте.
Судебные дела на первом месте.
И на самом деле вообще все остальное на первом месте.
Та часть меня, что оборвалась внутри, когда я подумала, что он раскусил меня, там и осталась, потому что интуиция в очередной раз подвела меня. Он не классный парень. Не идеальный мужчина, не воплощение мечты.
Он ненадежный, безответственный, прямо как все они.
Как Ричард.
Как мой отец.
– Если бы это было обычное дело, я бы выкрутился, но этот случай из практики на общественных началах. – Я замираю, заинтригованно ожидая продолжения. – Домашнее насилие и опека.
– О боже, – тихонько вздыхаю я.
– Она наконец набралась смелости уйти от него, придумала, как это сделать, а когда ушла, он избил ее почти до смерти. Она только выписалась из больницы, а дети теперь у него. И хрен знает, почему они достались ему, но она должна бороться за них. Завтра мы в экстренном порядке ждем судебный приказ о защите детей, а мне нужно подготовить документы об опеке и разводе, чтобы подать их в понедельник и запустить процесс.
– Конечно, боже, Дэмиен… это ужасно. – Я замолкаю в нерешительности. – Глупо, конечно, даже произносить это, но если я могу что-то сделать…
Он смеется.
И опять это не насмешка надо мной. Этот смех… другой. Непринужденный, искренний, веселый смех.