Сладкая месть под Рождество

– Я мог бы догадаться, что человек с такой доброй душой, как у тебя, это предложит. – Он снова вздыхает. – Вообще-то ты могла бы сделать мне одолжение.

– Да, конечно, говори, – искренне отвечаю я.

Дело хорошее, а Дэмиен еще лучше. Так что, если я могу чем-то помочь, я всеми руками «за».

– Шэрон, моя клиентка, очень волнуется насчет завтрашнего заседания. Она все еще в синяках после побоев и не видела своего мужа с того самого вечера.

– Ясно…

– Я купил ей одежду, в которой она будет чувствовать себя достойнее и увереннее в суде.

Боже, какой он милый.

Чертовски милый.

– Но я ничего не смыслю в макияже. – Он делает паузу, и я начинаю понимать, к чему он клонит. – Можно ли привезти ее завтра к тебе? Ты же работаешь утром, да?

– Привезти ее ко мне?

– На работу. Я заплачу, конечно. Но можно ли привезти ее к тебе, чтобы ты сделала ей макияж и придала уверенности перед встречей с этим монстром?

Боже.

Боже, боже, боже.

Этот мужчина настолько заботлив, что верится с трудом.

– Ты хочешь, чтобы я…

– Слушай, если так нельзя или тебе будет неловко, то все в порядке. У нее просто синяки, которых она стесняется и…

– Нет, – перебиваю я его.

– Ладно, ничего страшного, я…

– Нет, в смысле да.

– Да?

– Да, я с удовольствием помогу. И нет, тебе не нужно за это платить.

Он смеется, и этот звук будто превращает мою кровь в теплый и тягучий кленовый сироп.

– Я, конечно же, заплачу.

– Нет, правда, – смеюсь я. – Консультации по макияжу бесплатные.

– Ты заслуживаешь, чтобы тебе заплатили.

– У меня почасовая оплата. Если ты и впрямь хочешь заплатить деньги, то после макияжа я могу собрать для нее косметичку, а ты купишь ее, чтобы в следующий раз, когда твоей клиентке понадобится накраситься, тебе не пришлось везти ее на Лонг-Айленд.

– А что, если мне нужен повод, чтобы увидеть тебя? – спрашивает он приглушенным хрипловатым голосом.

Боже, у этого мужчины просто охрененный голос.

– Назначьте время, и мы посмотрим, что можно сделать, мистер Мартинес, – говорю я, понизив голос.

– Хотел бы прямо сейчас. Отправь мне свое расписание. Хочу узнать, когда ты свободна.

В его голосе звучит то же нетерпение, что и в моем.

– Это же у тебя напряженный график адвоката. Так что ты скажи, когда ты свободен, а я подстроюсь, – говорю я, откидываясь на своем диване и утопая в нем. – Я всего лишь визажист в торговом центре.

– Прекрати.

– Что?

– Не говори о себе в таком тоне.

– Я не говорю ничего, что не было бы правдой.

Я произношу эти слова беззаботно, словно мне плевать, но за ними скрывается правда, о которой я не хочу говорить.

– Ты делаешь важное дело. Мы говорили об этом.

Странно. Отчасти я до сих пор думала, что это просто была милая, ничего не значащая беседа, типа такой, которую ты поддерживаешь, когда хочешь спать, но у тебя в постели обнаженная женщина.

– Это всего лишь макияж.

– Завтра благодаря тебе эта женщина станет увереннее в себе и сможет предстать перед мужчиной, который был тираном и мучил ее и детей. Этот мужчина пользуется своим положением и деньгами, чтобы вселить в нее страх. Твоя небольшая поддержка – это важно.

Я молчу.

По правде говоря, я обожаю делать макияж, подбирать цвета и находить идеальное сочетание средств, которые позволят женщинам чувствовать себя превосходно. Я уверена, что косметика может изменить человека, вселить в него уверенность, вернуть искорки в глазах. Макияж в силах спрятать недостатки и подчеркнуть уникальность. Макияж сам по себе искусство, а я художник.

Но большинство людей воспринимают это как нечто милое, но необязательное. Что-то неважное, как будто его кто угодно может сделать. Над человеком смеются, если он каждый день делает себе макияж по любому случаю – на тренировку, на работу или чтобы подбросить детей до школы. Люди – в основном женщины – получают тонну дерьма в ответ на свои попытки почувствовать себя лучше.

И чаще всего мне все равно. Я понимаю, что не все видят в этом ценность. Не каждый поймет, что речь идет не просто о косметике и самолюбовании. Это нечто большее, чем стремление хорошо выглядеть в глазах других. Речь идет о комфортном ощущении себя в своем собственном теле, о выражении себя. И здесь гораздо больше значения имеет тот, кто делает себе макияж, а не для кого он это делает.

– Хм-м-м, – только и могу я ответить. На фоне слышно, как звонит телефон, и Дэмиен матерится. – Это у тебя? Тебе нужно ответить?

Я уже заранее расстраиваюсь, что придется закончить разговор.

– Нет, я в офисе. Один из адвокатов взбесил свою подружку, и она выложила где-то его номер телефона, написав, что это личный номер какого-то парня из бой-бэнда. – У меня стынет кровь, потому что я-то уже точно знаю, что происходит. Но Дэмиен смеется. – Если честно, довольно забавно смотреть, как он сражается с этими звонками целый день.

– Звучит… не очень.

– Так и есть, но он придурок, так что заслужил. Они же не мне звонят.

Интересно, что он считает Ричарда придурком.

Теперь звонит другой телефон, где-то ближе.

– Блин, а вот это мой, – говорит он.