Сладкая месть под Рождество

Он замедляет шаг и смотрит на меня:

– Так тебя волнуют те, кто едет на работу, а не по магазинам? – Он широко улыбается в изумлении.

– Ты когда-нибудь работал в розничной торговле? – спрашиваю я, хотя и так знаю ответ.

– Нет, не могу сказать, что работал.

– В черную пятницу в магазине просто ужасно. Сущий ад с пятницы по воскресенье. Так что нет. Никакого снега на неделе после Дня благодарения.

– Понял, – говорит он и предлагает, останавливаясь у торговой палатки. – Горячего шоколада?

В этом его жесте есть что-то благородное и неожиданное. Я улыбаюсь и киваю, и тогда он делает заказ.

Он попросил добавить в оба стаканчика дополнительную порцию взбитых сливок и оставил щедрые чаевые торговцу. И, когда он подает мне исходящий паром напиток, во мне зарождается тревога.

Потому что, черт возьми, в этого мужчину так легко можно влюбиться.

Слишком, черт возьми, легко.

9 6 ноября Дэмиен

– Мне здесь нравится, – говорит Эбби, держа в одной своей маленькой ручке стаканчик с горячим шоколадом, а другой указывая на надпись «Скоро рождественский спектакль с участием «Роккетс»[13]!» на Рокфеллеровском центре через дорогу.

– Да? – спрашиваю я и кладу ладонь на ее талию, увлекая в закрытое помещение на входе в магазин.

Мимо нас взволнованно и торопливо пробегают ньюйоркцы, поднимают руку, пытаясь поймать такси, или спорят с кем-то невидимым по блютус-гарнитуре. Обычно я один из них.

Слишком занят, чтобы осмотреть город, слишком занят, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг. Я прожил в Нью-Йорке всю свою жизнь, у меня в крови – торопиться к следующей остановке, отводить плечо, чтобы не столкнуться с другими, обгонять неторопливых прохожих, посылать таксистов, которые заезжают на пешеходный переход.

Все это – часть моей жизни.

Но сегодня я, словно турист, гуляю под руку с роскошной женщиной по городу, который готовится принарядиться к праздникам.

И, черт, она действительно роскошна. Ее фигура, в форме песочных часов, обтянута розовым платьем, на ногах у нее невероятно высокие каблуки, а распущенные светлые локоны струятся по спине. В офисе шутят, что у меня есть любимый типаж женщин, и, если честно, это чистая правда.

И Эбигейл Келлер подходит под мой гребаный типаж.

Большинство людей считают, что плохо иметь любимый типаж.

Никогда этого не понимал.

Я занятой человек.

Если я знаю, что мне нравится, чем меня привлекают женщины, что меня заводит и с кем я бы хотел проводить больше времени, зачем пробовать что-то новое?

Гораздо проще и практичнее иметь любимый типаж.

– В детстве у нас с сестрой была видеокассета с «Роккетс». Я хотела стать одной из них, – говорит она почти шепотом.

Я смотрю на нее и вижу ее мечтательный взгляд, прикованный к зданию на другой стороне улицы.

– А почему не стала? – спрашиваю я. – У меня такое ощущение, что если кто и может осуществить подобное, то это ты.

Она смеется, но я слышу, что ей немного не по себе, как будто я затронул что-то личное.

– Во-первых, я ужасно танцую. И ненавижу любые кардиотренировки, – говорит она, переводя взгляд с Рокфеллеровского центра на меня.

Она слегка улыбается своими чувственными губами и прикусывает нижнюю, как будто сомневается, что ответила правильно.

– Ты ненавидишь кардиотренировки? – спрашиваю я и намеренно осматриваю ее фигуру.

Не уверен точно, что именно хочу этим сказать: что она в прекрасной форме для человека, который ненавидит кардио, или что я бы потренировался с ней через пару часов. Так или иначе, вижу, как она затрепетала. Я улыбаюсь.

– Я не люблю потеть. Это… неудобно. И плохо сказывается на моей коже и волосах.

– Ах вот оно что. Разумеется. Я бы не хотел навредить таким роскошным волосам, как у тебя, – говорю я и провожу рукой по ним.

И, хотя мои напряженные пальцы уже почти онемели от холода, я все равно чувствую, что они чертовски мягкие. В голове мелькает картинка, на которой я держу эти волосы при совершенно других обстоятельствах, обмотав их вокруг своей руки… Я меняю тему разговора.

– Так ты ходила? На «Роккетс»? – спрашиваю я, заправляя волосы ей за ухо.

Когда я так делаю, то касаюсь ее шеи тыльной стороной ладони и останавливаюсь там, где начинается моя куртка, в которую она закуталась. Она высовывает язык и облизывает свои губы, такие пухлые и розовые, чтобы ощутить вкус оставшегося на них какао, и мне требуется вся сила воли, чтобы держать себя в руках.

А не схватить ее за руку и затащить к себе в квартиру.

Спокойнее, Мартинес.

– Нет, пока что. Через год, – говорит она задумчиво, улыбаясь так, будто читает мои мысли.

Эта женщина опасна.

В хорошем смысле этого слова.

– Каждый год моя компания устраивает там вечеринку.

Я пододвигаю Эбигейл так, чтобы ее спина оказалась передо мной, наклоняюсь губами к ее уху и притягиваю ближе к себе. Рукой я показываю наверх, туда, где находится Радужная комната.

– Это большое мероприятие с едой, напитками, объявлениями о продвижении и о выходе на пенсию – все по полной программе.