— Откуда?
— Из Атланты, — пробормотала я, кусая ноготь большого пальца.
— Какого дьявола тебя туда носило?
Я заняла оборонительную позицию.
— Мы прошлись по магазинам, а что?
— По магазинам?
— Патти потратила кучу денег. Это было чудесно. — Я захихикала, а Патти толкнула меня ногой.
Отец пробурчал что-то нечленораздельное, а потом сказал:
— Ладно, поспешите. Я у вас.
Ура! Новости! Я не без самодовольства улыбнулась — в кои-то веки ему придется подождать меня, а не наоборот.
— Передай ему, — подала голос Патти, — пусть не волнуется. Будем на месте через двадцать минут.
Когда мы поднялись в квартиру, я в изумлении застыла в дверях. Отец пришел не один.
— Коп!
У меня и в мыслях не было бросаться через всю (небольшую, впрочем) комнату, чтобы обвить руками его шею, но поступила я именно так. Неужели он всегда был такой высокий? Коп тихо — так, что я этого не услышала, а только ощутила, — засмеялся, высвободился из моих объятий и застенчиво улыбнулся, отчего у него на одной щеке появилась знакомая ямочка. На середине груди виднелся черный значок ненависти.
Когда я только познакомилась с Копом, он уже казался мне очень взрослым — столько мудрости заключалось в его светло-карих глазах. Но сейчас он выглядел еще старше из-за растительности, пробивающейся на подбородке. Его черные волосы были острижены совсем коротко, а кофейного цвета кожа оставалась такой же гладкой, как всегда. Он смотрел на меня, не скрывая радости, и я тоже не переставала улыбаться. Сама по себе встреча с одним из друзей-исполинов придала мне сил.
— Ты хорошо выглядишь, Анна, — сказал Коп. Он не глотал окончания, но как-то сглаживал звуки на границе слов, и речь получалась плавной, вроде устной скорописи.
— Спасибо, Коп, — отозвалась я. — Ты тоже.
И повернулась к отцу.
— Итак? Что мы делаем? Куда отправляемся?
Он сухо хмыкнул и почесал щеку.
— Ой, извини! — Я и правда совсем забыла о вежливости и обратилась к мужчинам. — Садитесь, пожалуйста, и тогда мы сможем поговорить.
Я проскочила в кухню, чтобы помочь Патти, уже разливающей по высоким стаканам чай со льдом, а отец и Коп сели рядом за обеденный стол.
Отец достал из внутреннего кармана куртки большой крафтовый конверт. Пока мы с Патти усаживались напротив, он выложил на стол несколько фотографий изображением вниз, после чего заговорил.
— Приступ интереса к тебе, Анна, прошел, и хотя осторожность по-прежнему важна, я считаю обстановку достаточно безопасной, чтобы действовать. Не буду сообщать вам подробностей о своей агентурной сети, но она у меня есть. Несколько надежных людей и духов уже начали собирать для меня по всей земле информацию об испах. Вот первая девушка, о которой я с уверенностью могу сказать, что ее сердце не лежит к работе на отца. Возможно, она согласится нам помогать.
Я заулыбалась и тут же прикусила губу, чувствуя и радость, и тревогу. Отец перевернул одну из фотографий. На ней оказалась девушка-арабка, закутанная с ног до головы. Из-под покрывала виднелось лишь лицо — смуглое, с оливковым отливом. На следующем снимке та же девушка сидела на корточках перед упавшим ребенком с ободранной коленкой и, судя по всему, собиралась ему помочь. Но сначала — в кадр попал именно этот момент — она украдкой осматривалась по сторонам, проверяя, чтобы никто не увидел ее доброго поступка.
— Это Зания, — объяснил отец. — Она живет в Сирии, в Дамаске, вместе с отцом, Сонеллионом, повелителем ненависти. — У меня по спине пробежал холодок. — Они переехали туда из Саудовской Аравии два года назад. В Сирии сейчас кое-где неспокойно, но там, где живет Зания, пока по большей части безопасно.
— А давно повелитель Сонеллион живет на Ближнем Востоке? — спросила я.
Отец ответил не сразу.
— Уже тридцать лет. Успел там состариться — срок его пребывания в нынешнем теле подходит к концу. На родине сразу трех важнейших религий межрелигиозная рознь сама по себе очень сильна. Так что повелителям есть где развернуться.
— А ты сам, — спросила Патти, — работал там?
— Не подолгу, от случая к случаю — как и везде. Меня ведь прозвали странствующим повелителем.
— Звучит, как в плохой псевдонародной балладе — заметила я.
Отец нахмурился, Патти хихикнула, а у Копа приподнялся уголок губ.
— Дразнюсь. — Я снова прикусила губу.
Глаза отца сердито сверкнули, но в этом взгляде было больше любви, чем гнева.
— Ладно, — сказал он, разворачивая на столе небольшую карту Ближнего Востока. — Хватит болтать. К делу.
Мы склонились над картой, и отец показал нам Сирию к востоку от Средиземного моря.
— Зании недавно исполнилось двадцать пять. Предположительно они уехали из Саудовской Аравии после того, как стало известно, что она участвовала в качестве модели в некой нелегальной фотосессии. Эти снимки — у меня есть два из числа не самых откровенных, — разумеется, вызвали бурю возмущения.