Перешагиваю чуть левее, и плита, на которой я стою, накреняется под действием моего веса. Сразу же откуда-то снизу раздается вопль боли. В ужасе отскакиваю в сторону, пораженный своей догадкой: человек прямо подо мной. Ору, что есть мочи, стараясь привлечь к себе внимание миротворцев, работающих рядом, и несколько из них приходят мне на помощь.
Напрягая мышцы и тужась изо всех сил, я и еще двое мужчин приподнимаем плиту, а остальные вытаскивают из-под нее человека. Его лицо залито кровью, а обе руки неестественно согнуты, но он тихо стонет, значит жив. Подоспевшие санитары уносят спасенного, а мы продолжаем работать…
Час проходит за часом, адская усталость пробралась, кажется, уже в каждую клеточку моего тела, но я не останавливаюсь. Осознание того, что все произошедшее отчасти и моя вина, давит на меня, буквально размазывая по земле. Мои руки стерты в кровь, а на лбу красуется длинный порез, но это мелочи по сравнению с тем, что чувствуют те, кто все еще остается под завалами…
Значительно позже, после полудня Мастерс буквально силой заставляет меня отдохнуть и перекусить, взывая к здравому смыслу: если я вырублюсь от усталости, то уже не смогу помочь. В палатке, установленной чуть в стороне от места трагедии, я встречаю Финника, который тоже заглянул сюда перекусить.
Одейр одет так же как я: штаны, плотная куртка, в которой дико жарко, зато меньше шансов проткнуть себе внутренности, упав и напоровшись на что-нибудь твердое.
– Ты давно здесь? – спрашиваю я, усаживаясь за один стол с Победителем.
– Несколько часов, – отвечает он, захлебывая ложкой суп. - А ты?
– Почти с самого начала, – говорю я и тоже начинаю есть. – Пока удалось спасти семерых. Остальные… Мы находим их уже мертвыми…
Ложка останавливается на половине пути к моему рту. К горлу подступает тошнота от свежих воспоминаний о переломанных конечностях и размажженых черепах. Финник тоже замирает, смотрит в свою тарелку.
– Скорее всего в Тринадцатом не хотели стольких жертв… – неуверенно произносит он спустя время.
– Серьезно? – удивляюсь я. В моем голосе непривычные истерические нотки. – Они взорвали к чертям телецентр до отказа набитый людьми!
– Капитолийцами… – едва слышно поправляет меня Одейр.
– Что? – я часто моргаю и, кажется, не понимаю, что имеет в виду Финник.
– Для многих жителей Дистриктов, особенно удаленных, капитолийцы… не совсем люди, – неловко поясняет Победитель. – Пока остальная страна пухнет и мрет с голоду, они тут жируют от пуза…
Я с такой силой сжимаю в руке ложку, что, наверное, сейчас переломлю ее. Я не возмущен. Я не зол. Я в ярости! Сотни бесов раздирают меня изнутри, и попадись мне сейчас под руку хоть один мятежник, я не мог бы поручиться, что он ушел бы от меня живым.
– Капитолийцы не люди? Может быть, они не влюбляются? Не женятся? Не рожают детей? – спрашиваю я Одейра пугающе спокойным голосом. – Может быть, они не заботятся о своих стариках? Не оплакивают смерти близких?
Финник смотрит на меня, не моргая, и молчит.
– Что замолчал? – требовательно спрашиваю я. – Они не люди?! Избалованные, развращенные и временами жестокие, но люди! Они такие, какими их научили быть! – я срываюсь на крик. – А кто научил повстанцев, что убивать других человеческих существ допустимо?
– Они любовались, как гибли невинные дети на Играх! – возражает Финник, вскакивая с места.
– И потому мятежники решили разнести город? Сравнять его с землей? – я уже не в силах говорить спокойно: ору, поддавшись эмоциям.
– Заткнитесь оба! – командует Мастерс, входя в палатку. – Мне не нужны сцепившиеся петухи!
Я бросаю на него ядовитый взгляд, но Главу миротворцев это не пугает.
– Здесь моя юрисдикция, Мелларк. Пока вы здесь – подчиняетесь мне. Не нравится – проваливайте! У нас работы невпроворот, а вот времени для разборок нет!
Мы с Финником испепеляем друг друга взглядом, но наконец, глубоко вздохнув, усаживаемся на места.
– Ты тоже прав, Мелларк, – немного погодя произносит Одейр, – не все средства хороши. Даже на войне.
– Война вообще не способ решить конфликт, – обреченно говорю я. – Убивая друг друга, нельзя прийти к компромиссу. Жизнь человека – самое ценное, что есть…
Мы оба замолкаем. Едим в тишине, нарушаемой только ударами ложек о края тарелок да звуками с улицы, где продолжают разбирать завалы.
– Сноу надо остановить, – аккуратно говорит Финник чуть погодя. – Голодные игры, нищета в Дистриктах…
– Я обо всем этом знаю, – устало отвечаю я. После вспышки гнева последние силы, кажется, оставили меня. – Президент обещал, что отменит Игры, если удастся пережить войну…
Одейр недоверчиво смотрит на меня, но я не останавливаюсь:
– И я сам работаю над возможными реформами. У меня есть программа, которая поможет улучшить жизнь в Одиннадцатом, повысит благосостояние в Пятом… Убийства не решат проблемы, а лишь создадут новые…
Финник долго всматривается в мое лицо. Сомневается, не верит моим словам. Наконец он решается, что-то сказать, но не успевает: в палатку заходит новая партия тех, кого нужно покормить, и мы с ним вынуждены уйти.