Через некоторое время в дверь нашей спальни стучат, и я разрешаю войти. Рядом оказывается доктор Корпиус, а в его руках уже знакомый медицинский чемоданчик. Китнисс так крепко сжимает мою ладонь, что я чувствую боль в суставах: она хорошо помнит этого врача. Как и я, ведь вот уж кого мне не хочется подпускать к Китнисс, так это Корпиуса: после жестокости, проявленной им во время взятия анализов, мне хочется прогнать этого мужчину как можно дальше.
– Вам не найти другого врача, – напоминает мне доктор, – за окном ночь, и я единственный, кто может сейчас осмотреть мисс Эвердин.
Мне нечем крыть, так что приходится согласиться с доводами врача. Только вот, если я согласился, Китнисс, похоже, не собирается сдаваться.
– Пит, пожалуйста, только не он! – молит девушка, а ее глаза снова начинают блестеть от слез.
Глубоко вздыхаю и наклоняюсь к ней поближе.
– Я рядом, слышишь? – шепчу я. – Прости за тот раз… Он тебя больше не обидит.
Китнисс смотрит на меня широко распахнутыми глазами и молчит.
– Ты мне веришь? – спрашиваю я, и внезапно ощущаю волнение внутри. Мне очень хочется, чтобы она сказала «да».
И, к моему облегчению, Сойка говорит. Внутри разливается приятное тепло. Ну почему, черт возьми, мне так хочется получать от нее одобрение и внимание?
Теперь уже я сам сжимаю ее ладонь, подбадривая, и внимательно смотрю, как доктор берется за край ее платья и приподнимает его вверх. Китнисс вздрагивает и моментально возвращает ткань на место, используя свободную руку. Я вспоминаю, какая она стеснительная: ей неприятно лежать с задранным платьем перед двумя мужчинами.
– Давай, я помогу, – предлагаю я, и Сойка выжидающе смотрит на меня.
Беру одеяло с соседней половины кровати и подтягиваю его к Китнисс. Не сразу, но она понимает мой план: мы действуем синхронно – она поднимает подол платья, а я прикрываю ее ноги. Когда мы заканчиваем, я улыбаюсь, и Сойка дарит мне улыбку в ответ. Вроде бы мелочь, но это наше, пожалуй, первое дело, когда мы объединяемся с ней, и мне, к удивлению, это нравится.
Доктор ощупывает живот Сойки, а я внимательно слежу за его руками, причем сразу по двум причинам. Первая – не хочу, чтобы он, нарочно или нет, причинил боль Китнисс. Вторая причина куда более эгоистичная: я все-таки ощущаю, что эта девушка «моя», а значит я априори против прикосновения к ней других мужчин.
– Опишите мне, что вы почувствовали, мисс Эвердин? – спрашивает ее доктор, и моя невеста, запинаясь, пытается объяснить.
– Это похоже… на пузыри, иногда они крупные, а иногда словно фонтан мелких, – говорит она, и я невольно прыскаю от подобного сравнения. – Они двигаются, я чувствую, - продолжает откровенничать Сойка.
Однако в отличие от меня, Корпиус, похоже, не удивлен.
– Болевые ощущения? – уточняет он.
Подумав, Сойка отвечает:
– Нет.
Врач надавливает на живот девушки то тут, то там, проводит пальцами по крошечному шраму, оставшемуся от иглы. Измеряет величину живота. Прикладывает стетоскоп и вслушивается… Спустя время Корпиус молча начинает складывать свои вещи обратно в чемоданчик, а мы с Китнисс выжидательно смотрим на него.
– Что с ребенком? – не выдерживает Сойка.
Протянув еще пару минут, врач отвечает:
– Не вижу причин для беспокойства, – говорит он. – Очевидно, что плод начал шевелиться и не более того. Оснований для переживаний совершенно нет.
Он это серьезно? Совершенно нет повода? Да у меня сердце подпрыгивает от его слов, заходясь в сладком волнении. Наш ребенок уже шевелится! Нахожу глаза Китнисс, а в них отражение моего собственного восторга.
Провожаю Корпиуса и возвращаюсь к Сойке. Она уже села на кровати, свесив ноги вниз. Платье не прикрывает ее угловатые коленки, глаза лихорадочно горят. Такая красивая! Подхожу ближе, встаю рядом. Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что сейчас творится какое-то таинство. Мы – родители. Наш малыш впервые проявил себя. Я взбудоражен этим. Как-то само собой происходит, что ладошки Китнисс оказываются в моих, а я стою ровно над ней, заглядывая в родные серые глаза.
Наша спальня, наш ребенок… Я сам не понял, когда начал говорить о себе и Китнисс как об одном целом. Задерживаю взгляд на ее губах и делаю то, что кажется мне сейчас самым естественным – наклоняюсь и целую ее. Очень ласково, будто говорю спасибо. Сойка отвечает, улыбаясь сквозь поцелуй. Наши пальцы сплетены, а вокруг буквально распространяется аура нежности.
Я первый прерываю поцелуй. Китнисс непроизвольно поджимает нижнюю губу и отпускает её чуть влажную и покрасневшую.
– Спасибо, – выдыхает она, а мне остается теряться в догадках, за что именно меня благодарят. За врача? Или за поцелуй?
Мы оба молчим, просто смотрим в глаза, и мне не плохо от этого. Это ведь так и должно быть, когда тебе приятно общество будущей жены?
– Твои руки! – внезапно вспоминает Китнисс и разворачивает вверх мои ладони.
Они исполосованы множеством длинных, едва подсохших порезов. Сойка тянет меня за собой, мы обходим кровать, и моя целительница заставляет меня сесть на постель. Сама Китнисс усаживается рядом, по-турецки подвернув под себя ноги.