Сладкая отрава (СИ)

Мы молчим. Мне плохо. Я чувствую себя бесконечно одиноким. Замечаю, что Кларисса тянется за одеялом, укрывая меня, и слегка раскачивается, словно пытается убаюкать. Постепенно проваливаюсь в сон, крепко обнимая ее угловатые коленки.

Несколько недель проходят как в тумане, я постепенно привыкаю к пустоте в том месте, где когда-то было сердце. Спасает работа: дни и ночи напролет я погружен в документы, касающиеся Дистриктов, а время от времени выезжаю в командировки на места сражений. Китнисс и ее люди сеют вокруг смерть, прикрываясь красивыми речами и громкими лозунгами. В ответ на обращение Президента к народу, Тринадцатый выпустил еще несколько агит-роликов, призывая к борьбе против кровожадного Капитолия. Я по-прежнему не питаю особой привязанности к Сноу и его правительству, только вот выходит, что из двух зол, они – меньшее.

Финник действительно погрузился в «поддержание мира», активно разъезжая со мной по Дистриктам и рассказывая людям о важности сохранения привычного уклада жизни. Бывает, правда, он надолго пропадает, когда мы оказываемся на месте, но каждый раз Одейр находит правдоподобное объяснение своему отсутствию. Я не особо этим обеспокоен, у нас почти приятельские отношения, так что я позволяю ему делать то, что он считает нужным, тем более, что Сноу в очередной раз подстраховался: пока мы с Финником отсутствуем, Энни Креста остается во Дворце, под опекой Президента.

Я больше не сомневаюсь в том, что Одейр неровно дышит к рыжеволосой Победительнице, а она отвечает ему взаимностью. Энни милая девушка, немного странная и запуганная, но она преображается, когда рядом оказывается Финник. Они спасают друг друга, как когда-то спасались мы с Китнисс… Хотя нет, не так. Я спасал Китнисс, а ей было все равно.

Клариссу я вижу почти каждый день, но мы не касаемся в разговорах той ночи, которую провели вместе. Я ужасно напугал ее своими криками, когда пришли очередные кошмары, тем не менее, она осталась до утра, а я рассказал ей практически все, что накопилось на душе. О детстве, о Китнисс, о том, как я любил ее и как боялся потерять. О Голодных играх и пытках, через которые мне пришлось пройти. Кларисса приняла мои откровения и только ласково гладила по голове, когда я, как маленький, прижимался к ней, ища защиты.

Сегодня мы с Финником отправились во Второй, где по данным разведки уже несколько дней находятся лидеры повстанцев. Наш планолет кружит над Дистриктом, и я могу рассмотреть, что Второй состоит из нескольких городков, расположенных в горах. Меня интересует самый крупный город и гора, в народе прозванная Орешком, потому как она считается неприступной – в ее сердце собрана половина военной мощи Капитолия. Внешне это обыкновенная гора, испещренная шахтами, с несколькими входами снаружи, однако внутри – огромные пещеры, скрывающие от посторонних глаз летательные аппараты, ядерные ракеты и прочее. По словам Сноу, этот город-гора опутан всей необходимой инфраструктурой: казармы, склады оружия, залы для собраний и так далее.

Крайние деревни оказались полностью во власти мятежников, а поселение вокруг Орешка разделилось на два оппозиционных лагеря. Повстанцы оккупировали дальнюю часть города, а граница нейтральной территории пролегла через площадь перед Домом правосудия, на которой из года в год проходила Жатва. Со дня на день начнутся бои, это неизбежно, поскольку напряжение нарастает и требует выхода. Большая часть населения Дистрикта лояльна к Капитолию, поскольку власть всегда была благосклоннее к местным жителям, чем, скажем, к обитателям Двенадцатого. Однако, есть те, кто все же надеется на лучшую жизнь под защитой Тринадцатого.

Меня и Финника пропускают на базу, расположенную внутри Орешка, и мы оба поражаемся тому, как устрашающе могуществен Капитолий на самом деле. Всего несколько ядерных бомб из припрятанных в самых глубоких помещениях могли бы разнести наши родные Дистрикты в щепки, если бы Сноу это зачем-то понадобилось. Длинные аккуратные ряды новеньких планолетов, заполненные до отказа камеры с оружием, лаборатории, оснащенные по последнему слову техники. Мы располагаемся в одной из казарм, но фактически все время проводим в Штабе Орешка, собирая данные о положении врага.

Ночь и следующий день проходят относительно спокойно: планолеты повстанцев, не переставая, кружат вокруг горы, но не доставляют нам серьезного беспокойства. Только к вечеру мятежники начинают обстреливать эскалаторы, ведущие на горные вершины. Сеть «дорожек» для подачи камня сотрясается под натиском ударяющихся бомб, и местные командиры, наконец, дают команду открыть встречный огонь.

Внутри, в помещениях до отказа заполненных миротворцами, нарастает паника. Воют сирены. Освещение начинает барахлить: лампы то тухнут совсем, то загораются неровным, мигающим, светом, чтобы вскоре потухнуть вновь. Я чувствую на языке пыль, заполнившую воздух, и понимаю, что несокрушимый Орешек может не устоять и похоронить в своих недрах тех, кто не успеет выбраться.