Сладкая жизнь в Париже. Гастрономические авантюры в самом прославленном и противоречивом городе мира

Я был очень взволнован, когда увидел manifestation впервые. (Французы говорят просто manif; они происходят слишком часто, и просто времени не хватит, чтобы выговаривать слово целиком каждый раз, когда это случается.) У меня непривычное зрелище вызвало настоящий восторг. «О, смотри! Люди вышли на улицы и кричат по-французски. Очаровательно! Это должно быть очень весело. Жду не дождусь следующей демонстрации!»

Но когда это случилось на второй день… потом на третий… а еще и на четвертый (иногда дважды в сутки), les manifs начали стремительно терять свою привлекательность. Особенно когда члены протестующего профсоюза обклеивают здание, где ты живешь, плакатами, призывающими к солидарности и братству, устанавливают трибуны для выступлений, каждая размером с «Рено», прямо под твоими окнами, и все это под рев музыки, сопровождаемый непрекращающимися гудками автомобилей. Вся моя квартира вибрирует, пока каждый желающий не выскажется, бастующие упакуют свои грили и отправятся по домам. Должен существовать специальный профсоюз тех, кто соскабливает все эти наклейки с фонарных столбов, стен домов и станций метро — люди, с которыми у бастующих нет ни solidarite³⁴⁹^³, ни fraternite³⁵⁰.

* * *

Вышеупомянутая забастовка в ноябре 2007 года стала поворотной точкой для современной Франции. Николя Саркози избрали благодаря обещаниям глубоких и жестких реформ во имя блага страны. Его наполеоновское эго было печально известно, как и его упрямство и вспыльчивость. Сарко (как его тут же окрестили французы — большие любители сокращений), например, однажды рассвирепел и сказал adieu³⁵¹ Лесли Сталь прямо во время телевизионного интервью в программе «60 минут», когда она спросила его о жене, несколько раз бросавшей его ради бойфренда, живущего в Нью-Йорке, прежде чем развестись. (Перед этим бывшую жену Саркози спросили, где она, предположительно, будет через десять лет, на что она ответила: «На пробежке в Центральном парке».) Сразу после его довольно спорной победы на выборах французов ждал настоящий скандал: у него хватило смелости взять короткий отпуск и провести его — представьте только — на яхте у друга. Другие преступления, в которых его винят, это отвращение к вину, то, что он якшается с американскими селебрити, и неприличная практика le jogging³⁵².

У Жака Ширака, предыдущего президента, была репутация человека сговорчивого. Но Сарко с самого начала заявил — с ним это не пройдет, и все поняли, что он имел в виду. Забастовщики могут хоть всю страну на уши поставить, протестуя против его начинаний, но он еще упрямее, чем они.

И начались забастовки 2007-го. Все движение встало, никто никуда не мог добраться. Если вам совершенно необходимо было попасть в Париж из пригорода, пробки продолжительностью три часа стали нормой. Хотя и говорили, что подобная ситуация станет отличным испытанием для программы использования новых бесплатных велосипедов Velib, я поставил ей F³⁵³, потому что каждый раз, когда я добирался до стойки, там не оставалось ни одного велосипеда. Или их занимали хитрые парижане, приковывавшие к ним свои личные велосипеды цепочками на замке.

После десяти дней забастовок публичное неодобрение политики забастовщиков достигло 70 процентов, и в Париже водители метро и автобусов начали возвращаться к своей работе, невзирая на продолжающиеся протесты, потому что за то, что они оставались дома и ничего не делали, им ничего и не платили. Вскоре, во время небывалого прежде шоу примирения, представители профсоюзов согласились сесть за стол переговоров с правительством.

Хотя забастовщики и продемонстрировали, что могут удерживать страну в заложниках в течение нескольких дней подряд, они также доказали, как надоели современным французам истерики, устраивавшиеся небольшими группами весьма неплохо оплачиваемых работников. И в стране произошло почти незаметное внешне, но очень серьезное изменение отношения к власти: общественность отныне была не за бастующих, вне зависимости от того, правы они или нет.

* * *

Один мой знакомый француз-коммунист сказал: «Француз бастует, потому что он эгоист. Здесь все упирается в «я»; он борется за преимущества лично для себя. И если кто-то объявляет, что будет бастовать из солидарности (например, работники французской почты присоединяются к железнодорожникам), это просто значит, что они уверены — они следующие».

Как сторонний наблюдатель и не коммунист, я не вполне уверен, что так оно и есть. Но мне уже почти пятьдесят, и я бы тоже, наверное, был растерян, если бы моя награда за выслугу в виде золотых часов отодвинулась на долгие годы.

Мне интересно, что произойдет дальше. Потеряют ли французы вместе с правительством терпение по отношению к вечно бастующим профсоюзам? Или все вернется к прежнему, оставив каждого из нас бороться за свои права на улицах Парижа?