Сладкие весенние баккуроты. Великий понедельник. Роман-искушение

– Является мне Луций Элий Сеян, – продолжал Пилат. – Молодой, лет двадцати – двадцати двух, в чине центуриона. На острове Самос является в свите Гая Цезаря, которого Август назначил тогда правителем Востока. Свитой этой Марк Лоллий управляет, доверенное лицо Гая, а Сеяна туда его отец пристроил – Сей Страбон, префект претория, – чтобы юный Сеян возле наследника крутился, с нужными людьми познакомился и себя показал. А тут на Самос как раз прибывает опальный Тиберий. И по наущению Лоллия Цезарь его, как мы помним, очень холодно принимает, и вся свита правителя над бедным изгнанником глумится и высокомерничает. Один Сеян в этой травле не участвует и всячески подчеркивает свое уважение к Тиберию. Лоллий отводит Сеяна в сторону и строго ему выговаривает: «Делай, что все делают, а иначе карьеру себе испортишь, никакой отец тебе не поможет, если наследник на тебя рассердится». И точно: Цезарь на Сеяна с удивлением и с раздражением смотрит. Сеян же, вместо того чтобы прислушаться к мудрому совету, грубит Лоллию и дальше такое выкидывает, что все за голову хватаются, и больше других – его отец в Риме: когда униженного и оскорбленного Тиберия выпроваживают с Самоса, Сеян напрашивается к нему на корабль и вместе с ним плывет на Родос! Нет, ты представляешь себе, каков кульбит: из царственного окружения, от августейшего наследника – прыг в объятия жалкого изгнанника, с которым приличные люди даже здороваться на улице избегают?!

Воскликнув так, Пилат даже не посмотрел на Максима. Но на короткое время замолчал. И Максим счел возможным спросить:

– Мне можно задавать тебе вопросы или лучше не мешать?

– Мешай, мешай, – беззаботно ответил ему Пилат, весело разглядывая потолок беседки у себя над головой.

– В этом твоем видении Элий Сеян никак не объяснил своего поступка?

– В этом моем видении, – насмешливо ответил Пилат, – Сеян мне ни слова не сказал. Но взял со стола восковую табличку и начертал на ней три слова, те самые три знаменитых глагола, которые божественный Юлий Цезарь прислал своему другу из Парфии: «пришел, увидел, победил». Однако, не в том порядке. Первым было «увидел», затем – «победил», а слово «пришел» – последним… То есть он уже на Самосе Тиберия увидел.

Максим чуть заметно кивнул. А Пилат продолжал:

– Скандал был ужасный! Сеяна хотели арестовать и предать военному суду. Но из Рима пришел приказ: разжаловать, выгнать из армии, но не трогать. Я так понимаю, батюшка Страбон постарался, замолвил где надо словечко за юного и опрометчивого сынка. Короче, отмазали… А наш Сеян зажил на Родосе в качестве частного лица и клиента Тиберия. Ни на шаг не отходил от него. Как раб прислуживал ему за столом, как вольноотпущенник следовал за ним в баню, к философам и астрологам, как гладиатор охранял его днем и ночью и весьма быстро стал для Тиберия совершенно незаменимым человеком. И хотя Тиберий и тогда был крайне недоверчивым и стремящимся к одиночеству человеком… Я знаю Сеяна. Он – гений приспособления! Когда он хочет кого-то привлечь к себе и включает для этого всё свое головокружительное обаяние, свою поразительную догадливость, внимательность и чуткость к тому, кого он обхаживает, то действительно голова идет кругом и кажется, что во всем мире нет, не было и не будет человека, который бы так тебя понимал и так о тебе заботился… Ты что-то хотел сказать, Максим? – вдруг спросил Пилат, по-прежнему глядя в потолок беседки.

– Нет, ничего. Я слушаю.

– К тому же, – продолжал Пилат, – наш милый Сеян почти ежедневно поставлял Тиберию точную и дельную информацию обо всем, что происходит в мире: и в Риме, и в Азии, и в Армении, и в Сирии, и даже в Паннонии и Галлии… Для ссыльного, с которым гнушаются или боятся разговаривать, такой источник информации, как ты понимаешь, совершенно бесценен. За одно это можно укротить свою недоверчивость, привязаться и даже полюбить! Императора в Тиберии он увидел еще на Самосе. А на Родосе увидел, что он, Элий Сеян, должен делать для того, чтобы Тиберий и вправду стал императором, – заключил Пилат и продолжал: – Три года Сеян никуда не отлучался с Родоса, но многие с нужными новостями приезжали на остров и многие уезжали с различными поручениями от Сеяна… Не исключаю, что какой-то центурион мог ненароком оказаться на пути из Рима в Испанию как раз тогда, когда этим путем следовал Луций Цезарь – «краб» в нашем сне… И вот, один из наследников скоропостижно умирает в Масиллии… Ты о чем-то хочешь спросить, Максим? – снова спросил Пилат.

– Нет, не хочу, – ответил тот.