– Ей было семнадцать, когда я ее встретил, и она была совершенно недосягаема для меня. Я тогда был эдаким стоиком – серьезным, неулыбчивым парнем двадцати восьми лет, больше похожим на сорокалетнего, как шутили мои друзья. Любые движения в ее сторону были для меня исключены. В свою защиту скажу, что я не знал, сколько ей лет, когда впервые ее увидел. Я знал одно: что женщины прекраснее я еще не встречал.
– Как-то раз я попал без зонта под ливень, пока шел к себе в офис, и решил переждать непогоду в ирландском пабе, попавшемся по пути. Я зашел туда и направился к стойке, где седой старик протирал бокалы. Усевшись и заказав себе выпить, я огляделся и в тот же миг увидел ее. Она что-то записывала в блокнот за столиком сбоку. Я предположил, что она студентка, и трудится над какой-то заданной на дом работой. От усердия у нее между бровей залегла крошечная морщинка, и я поймал себя на том, что меня тянет ее разгладить.
– Она подняла лицо и, когда наши глаза встретились, улыбнулась. Я смутился. Захотел отвернуться, однако из-за ее улыбки не смог. Ее улыбка была бесхитростной, простодушной. Манящей. Так не похожей на все, к чему я привык.
– Она кажется милой. – Я накрываю его руку ладонью. – Но продолжай… Что было после? Ты заговорил с ней?
– Не в тот день, но в итоге да. Я, можно сказать, стал одним из самых преданных завсегдатаев этого паба.
Я смеюсь.
– Как часто ты приходил туда?
– Не пропускал ни дня.
– А она? Тоже всегда была там?
– Да. Вообще она подошла ко мне первой. Я приходил туда изо дня в день с единственной целью все-таки заговорить с ней, но, стоило мне увидеть, как она болтает с другими посетителями, озаряя все помещение своим внутренним светом, и я каждый раз ощущал себя недостойным. Однажды, когда я уже собрался уходить, она подошла ко мне и представилась. Сказала, что ей надоело ждать от меня первого шага, и потому она берет дело в свои руки.
Я пытаюсь представить, какое у Лоренса стало лицо после этих слов, и мягко смеюсь.
– Похоже, она была замечательной. Мне она нравится.
– Как только выяснилось, сколько ей лет, я решил забыть о ней и перестал заходить в тот паб. Но чем дольше держался от нее в стороне, тем сильнее мне ее не хватало, тем больше я хотел ее. Я боролся с самим собой, но победить сердце не вышло. Сердце – оно ведь, знаешь, капризное. Уж если чего захочет, то логика может отправляться к чертям. И в конце концов я вернулся. Со временем мы подружились. Я смирился со своим влечением к ней, пообещав себе подождать, когда она станет совершеннолетней, чтобы тогда начать ухаживать за нею как полагается. – Он делает паузу, полностью уйдя в воспоминания о прошлом.
– Впервые за очень долгое время я ощутил, что во мне видят меня – а не Лоренса, сына Александра и Барбары Ротшильд. – Он качает головой, на красивом лице – мягкая улыбка. – Она была совсем юной, но что-то в том, как она двигалась и смотрела на меня, сводило меня с ума. Шли дни. Я отчаянно влюбился в нее и был счастлив любить ее издалека. Я знал, что и у нее есть ко мне чувства, но насколько они глубоки, не понимал.
– Как-то раз, когда мы после кино возвращались домой, она спросила, почему я до сих пор не поцеловал ее. Я был так ошарашен, что не нашелся с ответом, и тогда она рассмеялась и поцеловала меня сама. В день, когда ей исполнилось восемнадцать, я поговорил с ее дедом. Сказал, что до беспамятства влюблен в его внучку, и попросил разрешения пригласить ее на свидание.
– Почему не с ее отцом?
– Ее родители умерли, когда она была совсем маленькой, и они с младшим братом остались на попечении у бабушки с дедушкой.
Я хмурюсь, думая о том, что ее история очень похожа на историю Ронана. Но потом, не желая думать о нем, заталкиваю эту мысль в подсознание.
– Ее дед дал мне свое благословение. Мой план был таков: пригласить ее на празднование восьмидесятилетнего юбилея своего деда и там наконец-то начать действовать. Когда мы приехали, я представил ее членам своей семьи, близким друзьям и Брэдли Стэнлопу, своему лучшему другу.
Мои глаза удивленно распахиваются.
– Из «Стэнлопской стали»?
Он сжимает челюсти.
– Ты его знаешь?
– Конечно. Не лично, но он встречался с Пенелопой Питт, моей любимой актрисой.
Он горько смеется.
– Да, он такой, наш Брэдли. Он был золотым мальчиком – всеми любимым, всегда с красоткой под боком. Я же рос замкнутым, до крайности стеснительным в общении с девушками и не высовывал носа из книжки.
– Как же вы подружились, если были настолько разными?
– Наши семьи были очень близки. Мы вместе росли и ходили в школу. Я восхищался им, поскольку видел в нем то, чего сам был лишен. Пока я утопал в ответственности и родительских ожиданиях, он был волен делать абсолютно все, что захочет. Полагаю, в глубине души мне хотелось стать на него похожим, узнать, каково это – быть всеобщим любимцем.
– Что случилось после того, как вы пришли туда?
Он с деланным безразличием пожимает плечами, но его взгляд становится жестким, и скрыть это у него не выходит.