Сладкий лжец

Я обнял ее и что-то проворчал, желая сказать ей, как много она для меня значит, но не в силах произнести ни слова.

– Я пойду на благотворительное мероприятие, – наконец произнес я.

Она поцеловала меня в середину груди.

– Ты хороший человек, Люсьен. Я горжусь тобой.

Я не мог понять, почему она гордится. Все, что я делал в своей жизни, – это играл в хоккей в меру своих способностей. Но я принял ее похвалу и спрятал глубоко внутри. Не знаю, сколько мы так простояли. Мне было чертовски хорошо, двигаться не хотелось. Но в конце концов она отступила.

– Давай-ка покажи, как быстро ты двигаешься.

– Хочешь, чтобы я покрасовался перед тобой, Эм?

– А то.

– Что ж.

Я оттолкнулся от бортика и сделал именно то, чего она хотела.

Глава тридцать первая

Эмма

Сбор средств для Растона проходил в Лос-Анджелесе и состоял из дневного катания на коньках для детей и вечернего ужина для всех жертвователей. Люсьен был молчалив и напряжен всю дорогу, но время от времени протягивал руку и клал ее мне на колено, как бы говоря, что он все еще здесь, со мной.

Я не донимала его, зная, что с некоторыми вещами порой приходится разбираться самому. Если я ему понадоблюсь, то я рядом. К тому времени, как мы прибыли в Стейплс-центр, его нога подпрыгивала в возбужденном ритме. Он хмуро смотрел на приближающийся стадион.

– Эй, – позвала я, прежде чем мы подъехали к парковщикам, которые обслуживали машины других игроков.

Он смерил меня взглядом темно-зеленых глаз, сурово сдвинув брови. Я задавалась вопросом, действительно ли он видит меня сквозь призму своего беспокойства. Из уважения к правилам хоккея он надел светло-серый костюм и льдисто-голубой галстук, и это делало его потрясающе красивым и в то же время отстраненным.

– Ты справишься. – Я дотронулась до его подрагивающего колена. – Они любят тебя.

Бледный, с опустившимися уголками рта, он уставился на меня, затем моргнул один раз. Словно выйдя из транса, Люсьен глубоко вздохнул и натянуто улыбнулся мне.

– Я в порядке, Снупи.

Не думаю, что он одурачил хоть одного из нас, но я знала: с ним все будет в порядке. Я очень в это верила. Должна была.

Оказавшись внутри, мы разошлись в разные стороны – Люсьена немедленно окликнули и окружили его бывшие товарищи по команде и коллеги-хоккеисты, а меня провели в VIP-секцию, отгороженную для гостей игроков.

– С кем вы пришли? – спросила женщина примерно моего возраста, с великолепными волосами цвета воронова крыла, которые блестящей волной ниспадали на ее стройную спину. Она показалась мне знакомой, но я не могла ее вспомнить.

– С Люсьеном, – ответила я, и она нахмурилась, явно не узнав его имени. – Люк Озмонд.

Выражение ее лица прояснилось, и она широко улыбнулась.

– Оз здесь? Правда?

– Да.

– О боже, я так рада это слышать. Мы по нему очень скучали.

Меня захлестнула гордость, и я поймала себя на том, что улыбаюсь в ответ. Даже сияю. Потому что она явно взволнована, а Люсьен – мой мужчина.

Женщина протянула руку.

– Я Мэй Чан. Дрексел Харрис – мой муж.

Мы пожали друг другу руки, и тут до меня дошло.

– Не та ли Мэй Чан, которая владеет сетью магазинов «Дейзи Чейн»?

– Та самая.

Я несколько раз делала покупки в одном из ее магазинов винтажной одежды, но саму ее видела только издалека.

– Мне нравится ваш магазин. У вас самая лучшая одежда.

Мэй взглянула на мое винтажное платье сороковых годов, трапециевидной формы, из темно-синего льна, с маленькими вышитыми темно-бордовыми бабочками на лифе, и ухмыльнулась.

– Это из «Дейзи Чейн», не так ли?

– Да.

– Еще один довольный клиент. Мое любимое зрелище.

Наш смех оборвался, когда началась программа. Свет погас, и на лед вышли хоккеисты, каждого из которых сопровождал ребенок на коньках. Это выглядело так чертовски мило, и я поймала себя на том, что хлопаю в ладоши и широко улыбаюсь. Игроков объявляли в алфавитном порядке. Когда они приблизились к имени Люсьена, мои внутренности сжались в предвкушении.

В тот момент, когда Люсьен скользнул на лед, держа за руку маленькую девочку с темным хвостиком и лучезарной улыбкой, стадион взорвался одобрительными возгласами. По моей коже побежали мурашки.

Он и правда походил на человека-гору в полном снаряжении, огромного и вечного. Он улыбался натянуто – такой улыбкой он одарил меня перед тем, как мы расстались. Но он продолжал махать, а толпа продолжала кричать и подбадривать, и настоящая улыбка вырвалась на свободу – мимолетная и застенчивая, – и мои глаза обожгло от непролитых слез.

– Он хорошо выглядит, – заметила Мэй.

Конечно, он хорошо выглядел. Но меня поразило, что люди, вероятно, предполагали, что Люсьен стал слабым и болезненным после ухода на покой. Этого он боялся, когда шел сюда? Так или иначе, он оказался прав, предположив, что в его сторону будет направлено большое внимание.