Моя липкая рука вцепилась в нее, как в якорь, и стыд затопил мой организм. Я не хотел, чтобы и она видела меня таким. Но с этим я ничего не мог поделать.
– Со мной все будет… в порядке.
– Я знаю.
Она усадила меня на длинную деревянную скамью, затем села рядом со мной, не выпуская моей руки. Закрыв глаза, я сосредоточился на дыхании. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Я могу это сделать. Это несложно. Легкая прогулка. Что, черт возьми, вообще значит «легкая прогулка»?
Эта мысль прилипла к краям моего сознания, как сливочный крем, и я сосредоточился на этом. На тортах и кремах, пирожных и цитрусовых пирогах. И постепенно мое бешено колотящееся сердце успокоилось до приемлемого темпа. После нескольких мучительных минут я смог дышать нормально.
– Это выводит меня из себя, – выдавил я.
Большой палец Эммы погладил костяшки моих пальцев.
– Что?
Я оглянулся. Она выдержала мой взгляд своими ясными голубыми глазами – спокойное море в эпицентре моего шторма. Я заставил себя ослабить хватку.
– Паника из-за простого вида катка. Такие места, как это, когда-то были моим домом. Воплощением всего, что казалось правильным в этом мире.
Всего, что я потерял. Я знал это. И она тоже.
– Когда ты впервые встал на коньки?
Ее тихий вопрос поразил меня. Я ожидал, что она попытается утешить меня банальностями. Я повернул голову к дверям, ведущим на лед.
– В семь. Я мечтал летать. – Тоска и горе пронзили меня насквозь. – Это оказалось самым близким вариантом.
Дерьмо. Я не собирался плакать. Ни в коем случае. Я быстро заморгал и перевел дыхание.
Эмма прижалась щекой к моему плечу.
– Давай полетаем, Люсьен. Только ты и я.
Полетать. С ней.
Сердце сжалось, я наклонил голову и поцеловал ее в макушку.
– Хорошо, пчелка. Я возьму тебя с собой в полет.
Обычно я зашнуровывал коньки с закрытыми глазами. Но сегодня мои пальцы дрожали и теребили шнурки, когда я думал о том, чтобы выйти туда. Но я мог справиться. Эмма хотела покататься на коньках.
Закончив, я опустился на колени у ее ног, она надевала коньки. В отличие от меня, она попросила пару фигурных коньков.
– Дай-ка я посмотрю, – сказал я, проверяя ее шнуровку, чтобы убедиться, что она достаточно тугая.
Я переделал одну, бросив на Эмму укоризненный взгляд, но смягчив его легкой улыбкой. Потому что она выглядела чертовски хорошенькой в этих своих белых коньках и красной шерстяной шапочке.
– Так лучше, Брик? – спросила она, наклоняясь, чтобы посмотреть.
Я запечатлел поцелуй на ее сладких губах, чуть задержавшись, ведь на вкус она напоминала рай, а чувствовалась еще лучше.
– Отлично, Снупи.
Мои руки погладили ее бедра. Она надела джинсы, чтобы не замерзнуть на катке. Я соскучился по ее развевающимся юбкам и сказал ей об этом.
Ее глаза весело прищурились.
– Под них просто просунуть руки.
– Виновен. – Я наклонился, чтобы уткнуться носом между ее сладких сисек, руки скользнули под ее легкий свитер, найдя шелковистую кожу живота. – Я почти уверен, что уже стал зависим.
Она замурлыкала от удовольствия, когда я легонько поцеловал грудь. Ее пальцы пробежались по моим волосам, затем мягко остановили меня. Когда я поднял глаза, она встретила мой пристальный взгляд серьезными глазами, которые сказали мне, что все эти проволочки ее не обманут.
– Готов?
– Ага.
Я встал, мгновенно почувствовав изменения в своем теле: увеличившуюся высоту, то, как мышечная память приспособилась к балансированию на тонких лезвиях. Все во мне пробудилось. Мое внимание сконцентрировалось на Эмме.
Я протянул руку, и она взяла ее, позволив мне поднять ее на ноги. Улыбаясь, она оглядела меня с ног до головы.
– Ты похож на гигантское дерево в этих коньках.
– Видела бы ты меня в полной экипировке.
Ее губы дрогнули.
– Человек-гора, да?
– Типа того. – Я сжал ее руку и посмотрел вниз, на ее ноги. Начинающие фигуристы часто наклоняют лодыжки, это выводит их из равновесия и приводит к травмам. Но она держалась прямо и крепко. Хороший знак. – Давай сделаем это.
Когда мы выбрались на лед, первый порыв прохладного воздуха заставил меня задержать дыхание. Я собирался дождаться Эмму не торопясь, но вышел на лед как человек, выпущенный из тюрьмы. Передо мной простиралась чистая, нетронутая белизна. Совершенное скольжение.
И я полетел. Ветер целовал мое лицо, воздух наполнял легкие. Я сделал круг по катку, развернувшись, чтобы выполнить старое упражнение, известное мне со школьных времен. Мои руки напряглись в попытке нащупать клюшку. Я страстно желал этого. До боли хотелось забросить шайбу и сыграть.
Воздух выл, будто волк, и я увидел, как Эмма хлопает в ладоши и подбадривает меня. Она выглядела потрясенной простым катанием на коньках, и я поймал себя на мысли, что выпендриваюсь перед ней, двигаясь быстрее, обходя воображаемых защитников. Развернувшись, я направился в ее сторону, но остановился спокойно, потому что, может, я и был шоуменом, но не собирался быть придурком, который брызгает льдом на девушку.
Щеки порозовели, глаза цвета индиго заблестели. Она широко улыбнулась.
– Ты прекрасен.