Сладкий лжец

Я начинал понимать, что отвезу ее куда угодно, если она пожелает. В чем бы она ни нуждалась, я сделаю все возможное, чтобы обеспечить ее этим. Это чертовски тревожило, но с некоторыми вещами не стоит бороться.

Мами́ оказалась права: я был здесь. Как и Эмма. И правда состояла в том, что я хотел находиться рядом с ней, и неважно, умно это или нет. Она вывела меня за пределы себя самого, в место, где каждая мысль не была пронизана гневом или сожалением. Я не питал иллюзий, что Эмма Марон сможет меня излечить – никто не мог этого сделать. Но я все же наслаждался моментами в ее компании, и это намного больше того, что я имел до нее. Даже когда я играл в хоккей, у меня никогда не возникало такой связи с кем-либо.

Мне удалось пробормотать: «На здоровье», и она снова пошла вперед, а я последовал за ней. Мы больше не разговаривали до тех пор, пока час спустя не вышли на поляну, с которой открывался вид на долину. Тонкая капелька пота заблестела на коже Эммы, когда она подставила лицо солнцу и позволила ветерку овевать себя.

Я сделал то же самое и стянул с себя рубашку, чтобы полностью окунуться в это ощущение. Звук едва скрываемого удивленного бульканья Эммы почти вызвал улыбку на моих губах, но я держал глаза закрытыми, а выражение лица нейтральным. Я не слишком задумывался, когда снимал рубашку. Но ей понравилось то, что она увидела. Я понял это, когда столкнулся с ней лицом к лицу после плавания голышом. Тогда это ясно отразилось на ее прекрасном выразительном лице.

Теперь я чувствовал ее взгляд, будто раскаленное клеймо. Она оценивала меня. Возможно, я немного переборщил, напрягая грудные мышцы и пресс, прежде чем вытянуть руки над головой.

– Осторожнее, – раздался ее мягкий голос. – Так можно и растяжение заработать.

Я опустил руки и бросил на нее злобный взгляд.

– Ты называешь меня стариком, Снупи?

– Я называю тебя выпендрежником, сладенький, – возразила она, а затем отплатила мне сполна, наклонившись, чтобы коснуться пальцев ног, и продемонстрировав во всей красе свою идеальную задницу в форме персика, направленную в мою сторону.

Вот черт.

Она подпрыгнула ровно настолько, чтобы мой член воспрянул духом. Выругавшись, я повернулся, чтобы надеть рубашку, а затем полез в рюкзак. Она издала легкий смешок.

– Ты злая женщина, Эм. – Я протянул ей бутылку воды.

Она ухмыльнулась.

– Ты сам напросился, Люсьен.

– Да, так и было.

Я поймал себя на том, что улыбаюсь, несмотря на боль желания внизу живота. Мне нравилась Эмма, но я просто обожал, как она меня поддразнивала. Это напоминало мне о духе товарищества в моей команде, но было лучше. Я никогда не хотел посадить кого-нибудь из них к себе на колени и жадно поцеловать. Смесь потребности, похоти и веселья странно опьяняла.

Я достал еще воды и сделал большой глоток, а после предложил ей энергетический батончик. Мы нашли широкий гладкий валун, на котором могли посидеть в тени, и допили остатки воды. Эмма подтянула колени к груди и положила на них руки. Ее профиль удовлетворенно смягчился.

А это означало, что я непременно должен все испортить.

– Прости, что напугал тебя вчера.

Эмма напряглась, и я молча проклял себя за то, что открыл рот. Но потом она наклонила голову в мою сторону. Ее спокойные голубые глаза скользнули по моему лицу, словно оценивая. Я держался смирно, притворяясь, будто у меня не свербит внутри от желания спрыгнуть с этой чертовой скалы.

– Ты не напугал меня, – мягко, почти заботливо произнесла она. – Не совсем.

Но все же напугал. Я ведь был там. Видел ее страх.

– Я… бываю громким, когда теряю над собой контроль, – сказал я, чувствуя себя козлом. Мне вообще не следовало терять контроль рядом с этой женщиной. – Раньше я был… – Лучше. Целым. – Спокойнее. В любом случае это непростительно, и я…

Ее рука легла на мое предплечье, теплая и уверенная.

– Люсьен. Не надо. У тебя нет причин извиняться. Мы спорили. Такое случается.

– Но…

– Мой отец меня бил.

Что бы я ни планировал сказать, все резко оборвалось, красный туман застлал мне глаза. Ее били. Мои кулаки сжались. Я хотел… черт. Мне захотелось обнять ее. Удержать ее в объятиях.

Сморщив нос, она провела пальцем по шву своих брюк.

– Это был его любимый метод воспитания, если это можно так назвать. – Она снова поморщилась, отводя взгляд. – Иногда я вздрагиваю, хотя логика подсказывает мне, что реальной угрозы нет.

Я дважды сглотнул, прежде чем смог обрести дар речи.

– Это понятно. Страх по большей части прав.

Если ты попросишь, я обниму тебя. Я не отпущу тебя, пока ты снова не почувствуешь себя в безопасности. Попроси меня, Эм.

Нахмурившись, Эмма пожала плечами, будто отталкивая все это прочь.

– Это постыдно. Я больше не та слабая и напуганная девочка.

Нет, она стала сильной, жизнерадостной, красивой. И все же испытывала стыд. Это казалось в корне неправильным.

– Ты думаешь, подвергаться физическому насилию – это признак слабости?

Эмма наклонила голову, солнечный свет заиграл в ее волосах, образуя подобие нимба.