Сладкий лжец

Мой взгляд невольно на краткий миг скользнул по кровати – большая, белая, с пушистыми подушками и пуховым одеялом. Искушение схватить Люсьена за руку и сказать: «К черту все это, просто трахни меня, пожалуйста, я умоляю тебя» – стало настолько сильным, что мои кости завибрировали, а груди, спрятанные под топом, налились тяжестью.

Сделал бы он это? Разрушил бы все свои стены и блокады и подарил мне освобождение от этого безжалостного желания? Или посмотрел бы на меня так, будто считает меня смешной, а затем выбежал из комнаты?

Теперь он глядел на меня настороженно, но задумчиво. О чем именно он думал, я не знала. И это больше всего сводило с ума.

Иногда мне казалось, что я знаю его на самом глубоком уровне, будто мы есть в жизни друг друга долгое время. Что-то в Люсьене имело для меня смысл. По-другому это не объяснить. И все же он сказал Делайле и Сэйнту называть его Люком.

От смущения у меня внутри все сжалось. Я даже не знала, каким именем его называть. Это ощущалось ужасно странно. Это напомнило мне, что я вообще не знаю человека, с которым мне предстоит делить комнату.

– Мне не следует называть тебя Люсьеном? – выпалила я, вся такая нуждающаяся и неуверенная.

Между суровыми бровями образовалась небольшая морщинка.

– Я же сказал называть меня так.

– Ты также сказал мне называть тебя Озом. И чтобы Ди и Сэйнт называли тебя Люком.

– Знаю. – Уперев одну руку в бедро, другой рукой он прикрыл рот. – Похоже, я помешался.

– Помешался, – повторила я с улыбкой.

В ответ он улыбнулся быстро и ослепительно, и от этого у меня перехватило дыхание.

– Термин Мами́.

– Ах.

Его ухмылка исчезла.

– Люди всегда называли меня либо Озом, либо Люком. Я к этому привык. Но с тобой… – Он сделал паузу, его губы приоткрылись, и он снова раздраженно, но словно неохотно, нахмурился. Он пожал плечами, скорее даже повел ими, будто пытаясь ослабить возникшее в них напряжение. – Ты с самого начала называла меня Люсьеном. Это звучит правильно.

По мне медленно, как мед, растеклось тепло.

Наши взгляды встретились и держались друг на друге, пока между нами что-то закипало. Веки Люсьена опустились, и он поддался ленивым грезам. Обо мне на кровати. Я не упустила из виду, как раздуваются его ноздри при вдохе, как темнеет его загорелая кожа. Пульс бился у меня на шее, ровно и сильно.

– Люсьен… – Это слово прокатилось по моему языку, как сливки.

Мед и сливки. Мне хотелось вылить и то, и другое на его тугой пресс и просто слизнуть.

Возможно, он понял это, потому что резко выпрямился. Его челюсть дернулась, а темно-зеленые глаза приказали мне вести себя прилично. Но я хотела не этого. Я хотела дразнить и искушать его так же, как он искушал меня.

Ночь в постели с Люсьеном. Я не думала, что переживу это.

Глава шестнадцатая

Люсьен

Эта кровать. Эта гребаная кровать. Она стала бичом моего существования на ближайшие двадцать четыре часа. Это и образ Эммы, сидящей на краю с колдовской улыбкой, едва не подтолкнули меня к тому, чтобы повалить ее на спину и трахнуть прямо на мягком покрывале.

Если она решила притвориться, будто в том, чтобы делить со мной постель, нет абсолютно никакого соблазна, – прекрасно. Но я увидел слабый румянец на ее щеках, когда она посмотрела на меня, и то, как ее губы приоткрылись, словно приглашая попробовать их. От этого становилось только хуже. Намного хуже. Если бы я хоть на секунду подумал, что я ей безразличен, я бы стиснул зубы и провел ночь в постели с ней, ни о чем больше не думая.

Но знать, что она тоже будет страдать? Это совсем другое. Я словно ощущал физическую потребность исполнить ее желание, а вместе с ним и мое. А что потом? Когда пот остыл бы, мы бы все равно остались теми же людьми – моя жизнь пошла бы в никуда, в то время как для Эммы, так или иначе, открылись бы бесчисленные возможности.

Раньше, когда я был самоуверенным придурком, я бы наплевал на то, что случится потом. Я бы добился желаемого, и к черту последствия. Теперь все казалось слишком хрупким, слишком реальным. Существовал хороший шанс, что я стану цепляться за Эмму как за спасательный круг. И унижение от этой перспективы – ведь скоро ей предстояло двигаться дальше – чувствовалось чересчур сильно.

У меня все же осталось немного гордости. И я зацепился за нее. И решил противостоять искушению.

Конечно, Оззи.

Пытаясь оправдать ожидания Эммы, я отказался от своих обычных джинсов и футболки и надел свитер тонкой вязки с воротником и шерстяные брюки, которые обычно надевал на собеседования. Теперь я сожалел о своем выборе. Воротник, хоть и расстегнутый сверху, все равно душил меня. И брюки, пусть и свободного кроя, казались облегающими. Черт, все давило и тянуло. Мне нужен был воздух. Много воздуха.

Эмма все еще сидела на кровати, поджав под себя одну ногу, а другую свесив с края и медленно раскачивая, как маятник. Каждый раз, когда ее голень двигалась, подтянутое бедро сжималось, а затем расслаблялось. Это гипнотизировало. Мне хотелось положить туда руку и почувствовать упругую золотистую плоть.