Сладкий привкус яда

– Я слишком хорошо знаю Николаича, – ответил он. – Очень часто у подобных пращуров, повернутых на русской культуре, случается вывих мозга. Как, например, у Льва Толстого. Свою горячо любимую жену, между прочим, он не пожалел, все свои романы завещал государству. А жене – булочку с маком. Так и наш старик поступит – будь уверена! Сына он потерял, внуков в связи с этим не предвидится – зачем ему теперь деньги? Разве что в могилу с собой забрать. Вот он и торопится деньги в землю зарыть! Уже сам не знает, что еще в нашей деревне построить… Я тебя сильно огорчил?

Татьяна не ответила. Она наливала в чашку кипяток. Вода уже переливалась через край, над самоваром клубился пар, девушка этого не замечала.

– Пожалей свою молодость! – добивал ее Филя. – А народ у нас злой, не простит за то, что пыталась продать себя старику… Да вас все равно не распишут! По этим… как их?.. морально-этическим нормам! Ничего ты не выгадаешь. Ни-че-го!

– А я… (невозможно разобрать оставшиеся слова – Татьяна закрыла краник и повернулась к окну спиной).

Они оба рассмеялись. Я видел – Филе смех дается через силу. Он нервничал и дважды уронил ложку на пол.

– Выходи лучше за меня, – сказал он вроде как в шутку. Эти слова я разобрал безошибочно. – Может, мне что-нибудь обломится, тогда поделюсь с тобой.

– Надо подумать, – сказала Татьяна, опустила руку на голову кассира и потрепала его за волосы. – Но если мне одной обломится, то делиться… (Не разобрать остальные слова, спрятала губы в чашке!)

– С огнем играешь, девочка, – стараясь не скатываться с шутливого тона, произнес Филя, постукивая ложкой по столу. Он смотрел прямо перед собой, и мне казалось, что он видит меня. Но этого не могло быть – я находился в тени.

– Нет, не я, – покачала головой Татьяна. – Ты же знаешь, кто у нас играет с огнем.

Они сидели по разные стороны стола и пристально смотрели друг другу в глаза. Филя что-то спросил, не разжимая зубов, но разобрать слова было невозможно. У меня даже в ушах загудело от напряжения. Татьяна, выждав паузу, молча кивнула.

– Ты хорошо подумала? – с явной угрозой в голосе спросил Филя и, с грохотом отодвинув стул, вскочил на ноги. Одновременно с ним из-за стола поднялась Татьяна. Ее лицо стремительно розовело. Я встал на цыпочки и вытянул шею в ожидании финала, но девушка вдруг быстро подошла к окну и зашторила его.

Я мысленно выругался, пятясь, вернулся в тень колонн, там некоторое время безнадежным взглядом окидывал нависающую надо мной террасу, закрытые наглухо окна и двери.

Странная борьба происходила в моей душе. Чувства смешались, наслоились друг на друга, как ледяные торосы при весеннем паводке. Как я ни пытался, но никак не мог определиться в отношении Татьяны. Противоречия разрывали мое сердце. Девушка, которую я с таким наслаждением целовал у себя в комнате, не имела ничего общего с той молодой особой, которая топтала снег в ледовом лагере Креспи, и, в свою очередь, разительно отличалась от той Татьяны, которая целовала князю руку на охоте и предлагала себя в качестве жены. И все вместе они были полным антиподом той девушки, за которой я только что подсматривал через окно.

«Змея, – подумал я об одной из этих непохожих девушек, но сам не понял, о какой именно. – Утоплю в пруду!»

Что я узнал? Ничего нового, слова Татьяны еще раз убедили в главной истине: она всерьез собирается выйти замуж за Орлова. Ну а Филя – тот для меня уже был как прочитанная книга. Тот думал только о том, чтобы после Орлова не осталось наследников.

Едва я сделал несколько шагов, как за моей спиной с глухим стуком распахнулась дверь. Было достаточно темно, и я незамеченным шагнул за могучий ствол сосны. Повязывая на ходу шарф и одновременно с этим пытаясь застегнуть пуговицы пальто, по дорожке быстро шел Гонза. Лучшему другу я бы так не обрадовался, как досрочному появлению на улице кассира. «Молодец, Танька!» – подумал я. Какой бы ни была причина, но мне очень приятно, что она выставила его вон.

Прихожая в хозяйском доме была открыта. Кабинет пустовал, хоть в нем и горел свет. Я взлетел по лестнице на второй этаж и врезался в запертую дверь мастерской.

– Святослав Николаевич! – громко звал я, барабаня в дверь кулаками. – Дело не терпит отлагательств! Святослав Николаевич!

Князь открыл не сразу. Он встал на пороге, пытаясь своим тщедушным телом загородить проем. Палитра, которую он держал в руке, была покрыта свежими пятнами красок и сильно пахла рыбьим жиром. Лицо князя было сердитым. Он хмуро смерил меня взглядом и произнес:

– Ну?

Я должен был убедиться, что в мастерской никого нет, и встал на цыпочки. И только тогда увидел сидящую на диване садовницу в своей извечной телогрейке «а-ля Колыма». Мне показалось, что женщина торопливо повязывает на голове платок. Но не это меня поразило. Я впервые увидел ее руки обнаженными, без садовых матерчатых перчаток, всегда выпачканных в черноземе.

– Что?! Еще одна конюшня сгорела?! – гневно спросил князь, и мне показалось, что сейчас он влепит липкую палитру мне в физиономию.