Сладкий привкус яда

– Пожалуйста, не сердитесь на меня! – заискивающе произнес редактор. – Я очень волнуюсь… Господин следователь познакомил меня с вашей версией, и я был словно молнией поражен. Значит, вы уверены, что убийца собирается изменить свою внешность и завладеть наследством Святослава Николаевича?

– Уверен.

– О-о, господин Ворохтин! – с облегчением протянул редактор. – Вы просто находка для меня. Ради всех святых, помогите мне! Я не от хорошей жизни обращаюсь к вам за помощью. Вы, конечно же, видели, что творится с нашими горожанами? Это безумие, согласитесь!..

– Как вас зовут? – перебил я его.

– Константин Юрьевич, – с затаенным испугом ответил редактор.

– Константин Юрьевич, – вежливо сказал я. – У меня в самом деле мало времени. Говорите, пожалуйста, быстро и по существу.

– Да, да, да, – затараторил редактор. – По существу! Я, конечно, виноват. Не надо было публиковать это проклятое «генеалогическое древо». Теперь я оказался крайним, половина города меня ненавидит, требует опровержения и публикации других версий о наследниках Святослава Николаевича. Из администрации мне уже пригрозили увольнением. Но я не могу, не имею права лгать, поймите меня! И вот, к счастью, я нашел выход…

Он сделал короткую паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. Я переложил трубку на другое ухо и сел на край стола.

– Наши люди болезненно справедливы и всегда уповают на бога. За каждое деяние человеку должно воздасться – вот единственный критерий справедливости, – продолжал редактор. – А коль всем стало жить плохо, значит, некий злыдень в этом повинен. Сейчас роль козла отпущения выпала вашему покорному слуге. Я вынужден скрываться, на улицу выхожу только ночью, жену и детей отправил в другой город к сестре. Но если найти нового козла, на которого люди повесят все свои беды, тогда я смогу вернуться к нормальной жизни.

– А чем я могу быть вам полезен? Тем, что возьму у вас эстафету и стану этим самым новым козлом?

– Что вы, дорогой мой! Конечно же, нет! Тысячу раз нет! Я прошу вас всего лишь дать интервью моей газете, подробно рассказать о том человеке, которого вы подозреваете в убийстве Родиона, и о его коварном замысле присвоить себе наследство Святослава Николаевича. Если наши люди узнают, что некий злодей намеревается присвоить себе то, что по праву принадлежит им… Да я просто не завидую его участи! Наши немощные пенсионеры, наши безработные мужчины и героические матери соберут в кулак последнюю волю и скажут свое веское слово…

Редактор начал сваливаться на дешевый пафос. Мне пришлось снова его перебить.

– Хорошо, – согласился я, потому как предложение дать интервью газете было весьма кстати. – Хорошо, я подъеду. Где вас найти?

– Ох, дорогой вы мой! Не знаю даже, как вас благодарить. Обещаю гонорар по самой высшей ставке!..

– Короче!

– Короче быть не может. Назвать вам свой адрес не могу, потому что боюсь прослушивания линии – слышите, все время что-то щелкает в трубке? Подъезжайте в редакцию, там все узнаете. Договорились? Я могу положиться на вас?.. Господин Ворохтин! Вы даже не представляете, как я вам обязан…

Я положил трубку на аппарат, вытер пот со лба и вышел из дежурки. На ее ступеньках, словно для продажи, были выставлены три картины в тяжелых золоченых рамах. Охранники топтались рядом с ними и посмеивались. Я не придал значения их занятию и хотел уже выйти с территории усадьбы, как один из охранников обратился ко мне:

– Стас, сделай доброе дело, отнеси эту мазню хозяину, он тебя не тронет. А вот если из нас кто сунется – убьет на месте!

Я подошел и не сразу понял, что изображено на полотнах. Потом дошло: знакомые мне пейзажи и портрет, написанные отцом князя, были испорчены пятнами и полосами аэрозольной краски. Названия картин на медных пластинках были выправлены черным маркером. Охранников развеселил тупой юмор вандала. Вместо «Вечер на берегу Двины» значилось «Вечер на мусорной свалке», а подпись «Портрет молодой крестьянки» в редактуре негодяя выглядела как «Портрет молодой проститутки».

– Из картинной галереи привезли, – объяснил охранник. – Смотрительница там пожилая, почти слепая. Говорит, зашли подростки, с виду культурные, тихие, через пять минут вышли. А она только к закрытию пошла по залам порядок проверять.

– И что хозяин должен теперь делать? – спросил я, отчетливо представляя реакцию князя. То, что он будет взбешен, я не сомневался и не испытывал ни малейшего желания попасть ему под горячую руку.

– Может, отмоет каким-нибудь растворителем, – предположил охранник, опускаясь перед картинами на корточки. – Или подрисует… Не знаю.

– Другими заменит, – зевнув, сказал второй. – У хозяина этого добра навалом.

По пути в редакцию я сделал круг и проехал мимо того самого тупикового переулка с особняком, где вчера вечером накоротке пообщался с охранником садовницы. Притормозив на пересечении дорог, я опустил стекло и спросил первую попавшуюся старушку, не в этом ли красивом кирпичном особняке находится райсобес?

Бабушка посмотрела на меня как на полоумного, сплюнула и зло ответила:

– Гнездо тут бесовское, а не райсобес!