Сладкий снег

Хотя к 2013 году модно стало отказываться от алкоголя и мяса, она пила красное вино, а я ела пельмени. Она бывала у меня, но чаще мы просто гуляли по улице. Вечером выгуливали мою таксу на Малышева. Дружок останавливался, чтобы посмотреть в стеклянную дверь ювелирного магазина, даже поднимался на низкое крыльцо, и мы ждали, пока он насмотрится. Я жила в пяти минутах от нее, поэтому прогулки наши не были подозрительны, как я отмечала для своего алиби. Когда проходили каменный мост, зажгли фонари. На белом тротуаре появилась тень от веток, свет от фонарей был тусклый, желтый. В просвете между домами было видно уходящий свет солнца. Он был цвета пролитого чая на белоснежно-голубоватой скатерти, только вверху небо становилось темнее, а из-за силуэтов черных тонких веток, казалось, будто небо потрескалось. Не дойдя до Большого Златоуста светившегося колокольней, мы свернули у торгового центра.

В популярной социальной сети она выложила некоторые свои детские фотографии. Мне больше всего нравилась ее фотография с одноклассницами в столовой: с красным галстуком, с косичками и прямым пробором, смуглая и скуластая с сомнением смотрит на содержимое своей тарелки, и в стене не хватает пары плиток. Я скопировала для себя эту фотографию и другую с прошлогоднего субботника: мы вдвоем, с граблями в руках стоим на зеленом газоне, я немного сощурила от солнца свои выпуклые глаза, заплетенные волосы растрепались. В этой же сети я с содроганием узнала, что ее дочь увлекается яоем, представляющим из себя японские комиксы или мультфильмы, с физиологическими подробностями изображающие отношения мужчин. Меня тошнило от этого сочетания: ребенок – кем я все-таки считала внешне зрелую барышню – и порнография, потакающая извращенному вуайеризму.

Я объяснила Оле, что это такое, но ей казалось, что это просто мультики. Я же внутри холодела, настолько эта пошлость не вязалась с нашей с Олей ситуацией, с нашими чувствами. Как будто увидела нас взглядом постороннего человека.

«Мне тоже это не нравиться, но что я могу сделать? – говорила она про дочь, и стала успокаивать меня – Это со временем пройдет, у нее просто сейчас такой возраст».

«Знаешь, мне страшно, мы как-то неправильно себя ведем. И ты должна сказать ей, что это отвратительно», – я редко умела подобрать слова для своих чувств, но не переставала ныть и постоянно говорить о них. Когда кто-то давал мне совет, я отмечала его правильность в благодарность человеку, но продолжала повторять, что на душе у меня неспокойно. И мы с моим сострадательным другом оказывались в замкнутом круге, я постоянно говорила, а ему оставалось покорно слушать, разочаровавшись в способности моего разума принять решение.

Подошли к ее дому и на выезде из двора встретили мужа. Сбавляя скорость и громкость музыки в салоне, он выглянул из тонированного автомобиля и приветствовал нас: я глупо улыбалась, глядя на светлый блин его лица в темном окне. Толстый и рослый, с ежиком бесцветных волос. Поговорили о погодных особенностях вечера. Он плавно уехал, оставляя колеи в рыхлом снегу, и по Олиному лицу прошел малиновый отблеск.

Я напоследок потрогала пуговицу на воротнике ее шубы, высвободила ее горячие пальцы из своего кармана и мы с Дружком заскользили домой.

***

Последний раз мы виделись в середине марта. В тот день мы смотрели «Собачье сердце» Владимира Бортко, а потом пришла ее дочь из парка Маяковского. Там праздновали масленицу, сначала она рассказывала, как сжигали чучело зимы, ели блины со сгущенкой прямо на улице, играли в какие-то городки и кольцеброс, а через полчаса вдруг поскучнела и зависла над своим айфоном. Я не любила ее присутствия. Упитанная и довольно крупная пятнадцатилетняя девочка весила больше меня. Она носила разноцветные анимешные парики и, казалось, была полностью замкнута на своих таких же чокнутых подружках.

Оля поцеловала меня в прихожей – сквозь шелк халата хорошо чувствовалась ее грудь – а потом все-таки вывернулась из моих объятий, оставляя в пальцах только ощущение упругих боков.

«Мы не должны больше встречаться» – звучало это уныло-банально.

«Может, ты нашла жениха?» – она переступила с ноги на ногу и прислонилась к стене. Ногти на ногах тоже были покрашены алым лаком.

«Нет»

«Я все равно не могу уйти из семьи…»

«Пфф! Дело не в Славе, дело в том, что ты – женщина!» – я кричала шепотом.

«Так это же хорошо?»

«Нет, не хорошо. Мы унижаем свою любовь, понимаешь?»

«Ну и что?» – Оля удивленно прицокнула языком, эта ее привычка долго еще у меня была.

«Вообще в этом просто нет смысла»

«Почему? Мне кажется, как раз есть» – это был уже не первый такой разговор, но каждый раз я возвращалась. Она не верила, что я ее брошу.

«Не звони, пожалуйста» – я открыла дверь и стала спускаться, а она вслед наградила меня нелестничным эпитетом. Дверь плавно щелкнула.