Сладких снов

В общей сложности тринадцать человек. Прежде всего Бирте, которая дала название всей операции и убедила полицейские ведомства, до того никогда друг с другом не сотрудничавшие, начать большую совместную работу. По одну сторону от Бирте сидел инспектор из Копенгагена, с которым Гренс общался уже в первый день своего пребывания в Лердале и который занимался допросами с датской стороны. Место по другую сторону от Бирте занимал молодой копенгагенский прокурор, предъявивший обвинение супругам Хансенам. Далее по цепочке – представители полиции Германии, Швейцарии, Бельгии, Нидерландов, Великобритании, Италии, приветливый господин из Интерпола и не столь приветливая дама из Вашингтона, генеральный прокурор из Сан-Диего и его соотечественник, какой-то таможенный чин. Наконец, молодая женщина, которая сейчас встала и которая была, если Гренс правильно понял, американской коллегой Бирте из какого-то центра расследований киберпреступлений.

Теперь они обе, Бирте и молодая американка, стояли перед большой доской с увеличенными распечатками бесед в чате и, указывая на время и IP-адреса, озвучивали предположения, установленные факты и доказательства, которыми рассчитывали убедить судей и присяжных в том, что случившееся тогда-то и тогда-то действительно является преступлением, подпадающим под такую-то статью.

Вокруг, на других стенах, тоже висели доски, но уже с другими распечатками. Новыми результатами расследования, столько раз пересекавшего границы разных стран в течение последних суток. При некотором везении эти сведения могли сыграть решающую роль в предстоящем судебном процессе. Так, на одной из фотографий, где безликий демонстрировал красное платье для Катрине перед отправкой его по почте, на заднем плане маячил черно-белый столбик кровати. Важная деталь в глазах полицейского, которая поможет установить личность «дарителя».

Или на другой фотографии, где аноним прикрывает лицо табличкой «Привет, Катрине!», но за его спиной виднеется выкрашенный в зеленый цвет потолок. Если такой обнаружится в доме кого-нибудь из педофилов, связь между двумя членами банды будет доказана.

Или другой снимок – у Гренса закололо в груди, – где девочка с печальными глазами вынимает из своих волос заколку в виде голубой бабочки и цепляет ее на голову кукле – той самой, которую Гренс позже обнаружит в одной датской квартире. Если эту девочку удастся найти в ходе операции, «бабочка» тоже пополнит копилку улик.

– Эверт?

Просто отойти от стола оказалось недостаточно.

– Все еще ничего?

Бирте не утратила надежды.

– Ничего.

Гренс чуть заметно качнул головой.

– Пока молчит.

Он видел ее отчаяние и понимал ее нетерпение, но сам испытывал несколько иные чувства.

Коллеги-полицейские съехались сюда со всего мира и только и ждали, что прорыва в расследовании. Между тем как шведский комиссар полиции не далее как вчера имел продолжительный телефонный разговор с Питом Хоффманом, когда тот направлялся в город под названием Санта-Мария. И Гренс не узнал старого соратника. Никогда еще Пит Хоффман не был так растерян. Его смятение передалось Гренсу, и сейчас, в одной комнате с иностранными коллегами, комиссару было не по себе. Гренса преследовало чувство, будто он что-то делает не так. Надо бы поговорить с Бирте, выложить ей всю правду, но, с другой стороны, насколько разумно сейчас ее нервировать? Бирте сосредоточена на решении других проблем, на большее ее может не хватить.

Пока она готовила это совещание, принимала и вводила в курс дела каждого участника, Гренс посвятил себя прослушиванию допросов Карла и Дорте Хансенов и их дочери Катрине – семьи, которую разрушили полицейские, потому что иначе не получалось. Именно тогда Гренс впервые кое-что заметил, и эта мысль поразила его как гром среди ясного неба. Голос Хоффмана – насколько отчетливо звучало в нем, что Пит только играет педофила. Гренс и раньше обращал на это внимание, но никогда еще в «новом голосе» лучшего агента шведской полиции не было столько фальши.

Другое дело сам Карл Хансен на записях допросов, где он отрицает все возводимые против него обвинения. Вот там был настоящий педофил. Человек со стороны, прослушав оба варианта, непременно услышал бы диссонирующие нотки в голосе Хоффмана – агент не верил самому себе.

Допросы девочки, мамы и отчима подтвердили впечатление от предварительной беседы, которую Гренс слушал уже в первую ночь после задержания Хансенов. Девочка время от времени выдавала разные неприятные детали, сама не осознавая этого. Похоже, она и в самом деле считала, что так живут все. Что мама, требующая отчета за каждую минуту, которую дочь провела не рядом с ней, – это нормально.

И этот ухмыляющийся «папа». Гренс не видел Хансена на допросах, но вполне отчетливо представлял себе, как это могло выглядеть, – по сотням других подобных «бесед», проведенных им самим либо в его присутствии.

Следователь: У нас есть снимки, ваши и Катрине.

Карл Хансен: Есть, правда?

Следователь: Да, и…

Карл Хансен: Вы там меня видели, точно?

Следователь: Мы видели…