Сладких снов

Самый маленький в мире трековый передатчик, выбор Стивен. Разработан для изучения поведения птиц и мелких животных. Передает информацию о месторасположении объекта с нанесением на Гугл-карты. Прямо в мобильник Пита Хоффмана.

Сделав свое дело, он побежал обратно. Но перед тем как оказаться в поле видимости, перешел на размеренный шаг. И уже перед входом широким, рассчитанным на зрителей жестом он загасил тлеющую сигарету о подошву сандалии.

Пит успел и теперь точно знал, что делать дальше. С двумя оставшимися, Ленни и Мейером, проблем возникнуть не должно. Пит оставит их в доме связанными до приезда местной полиции, между тем как сам будет следовать по маршруту, который, позицию за позицией, прочертит GPS в его телефоне. Пока велосипед с передатчиком не остановится наконец возле дома Оникса. Там Пит припаркуется где-нибудь неподалеку, чтобы не особенно бросаться в глаза, и свяжется с Гренсом и Бирте, а те, в свою очередь, с немецкими, швейцарскими, нидерландскими, бельгийскими, британскими, итальянскими и американскими коллегами. Для нанесения удара совместными силами.

Только после этого он сможет считать свою задачу выполненной.

Именно так все и должно было быть.

Но тут мысли Пита стали заплетаться.

Ха-ха-ха-ха

…пока не пустились в пляс.

Потому что как только Пит вошел в дом и заговорил с теми, кто ждал его за обеденным столом, у него сложилось впечатление, будто мысли ищут друга и никак не могут найти. А слова и отдельные фразы напрочь утратили взаимопонимание и только пялятся вокруг с недоумением. Десятки тысяч мыслей вспыхивали горячими искрами и тут же гасли в сознании. Между тем как руки и ноги разрастались в разные стороны, словно ветви, и уже сплетались друг с другом.

Ха-ха-ха-ха

Пока среди них не мелькнула наконец одна, которую он так и не успел как следует осознать.

Его накачали – да, это наркотики.

Потому водка и показалась Питу такой горькой.

Ха-ха-ха-ха

И снова это мальчишеское хихиканье.

Адский смех, вырывавшийся изо рта Ленни то роем зеленых шмелей, то стаей белых гиен, которые лаяли и плавали среди черных водорослей, пахших морским илом и еще чем-то соленым и липким.

– Любовная бомба.

Ленни сидел на своем месте над пустой тарелкой и походил на отвратительного маленького ребенка. Он поднял бокал и заглянул в широко раскрытые глаза Пита Хоффмана – прямо в душу.

– Стимуляторы, Лацци. Теперь и у тебя в груди тоже любовная бомба.

Яркие мгновенья осознания – так прорывалась реальность сквозь наркотический туман.

Хоффман видел перед собой Ленни.

…и Мейера тоже.

Но не Оникса.

– Может, мы хотим сделать небольшой сюрприз нашему датскому другу.

Мгновения прорывающейся реальности, как обжигающие мозг искорки.

И только Питу начинало казаться, что он видит, понимает, владеет собственным телом, как мысли и слова снова цеплялись друг за дружку, а руки сплетались.

– …если, конечно, он нам друг, а не обманщик.

«Место не менее важно, чем сам акт» – на этой фразе они его разоблачили.

Раскусили и вышвырнули вон.

Пит Хоффман пытался продраться сквозь окутавшую его пелену, потому что потерялась не только способность ясно мыслить и скоординированно двигаться. Пропал Оникс. Лидера в этом зале больше не было. Наверное, именно поэтому теперь с Питом говорил Ленни.

– Да, да, Лацци, глаза тебя не обманывают. Здесь только мы трое – я, ты и Мейер. И это ты испортил нам праздник, вынудил Оникса оставить нас. Ты же знаешь, Оникс никогда не присутствует при записи, очень внимательно следит за этим. А это именно то, чем мы будем сейчас заниматься, – записывать тебя. Поэтому он и отправился домой, проверить, что ты за черт и что у нас делаешь.

И снова истерический мальчишеский смех.

– Можешь честно нам во всем признаться, прямо сейчас. Если тебя, конечно, устраивает такой вариант. Докажи нам, что ты не лжец, а действительно один из нас.

Зеленые шмели. Лающие гиены. Вонючие морские водоросли.

– Докажи, что можешь сделать с ребенком все, что угодно.

Хоффман поднялся – точнее, хотел это сделать, но ноги не слушались. Тело будто утратило собственную волю. Но тут Ленни и Мейер подхватили его под руки и поволокли в комнату, где ждали две девочки.

– Вот, пожалуйста…

Пит Хоффман отпрянул, его закачало в разные стороны, но слабые, далеко не спортивные мужчины без труда удержали его на месте.

Бессильный. Безвольный. Послушный.

Связанный невидимыми узами по рукам и ногам.

– Пусть будет хорошо всем: и детям, и взрослым.

Хоффман посмотрел на двух маленьких девочек и вдруг закричал.

Они сидели на кровати, такие же одурманенные, как и он. С любовной бомбой в груди.

Но сквозь размытые черты пробивалась невыносимая, отрезвляющая ясность. Сквозь молчание – крик.

Такие далекие, почти недосягаемые, и такие близкие.

– Но… я не могу.

Тут его голос сорвался.

– Не могу.

Вместо членораздельной речи из горла вырвалось нечто, похожее на воронье карканье.

– Если я…