Я позволяю себе насладиться ощущением ее руки в моей ладони, несмотря на то, что Кайден Роу
Мы еще какое-то время лежим, держась за руки и болтая. Она внимательно слушает, как я объясняю ей, что визуализирую сокрытие своей ауры, и меня манит ее рвение. Я понимаю, что хочу ее научить — хочу помочь ей. Час пролетает в мгновение ока. Я одновременно в шоке и чувствую облегчение от того, как быстро она все схватывает. И думаю об остальных вещах, которым могу ее научить.
От этой мысли в области паха разгорается пожар, и я вздрагиваю.
В реальных обстоятельствах сокрытие эмоций намного сложнее. Я должен увидеть, как она справляется со своими чувствами под давлением. Нужно испытать ее. Естественно, похоть — первое, что приходит мне в голову, поэтому я позволяю инстинктам взять надо мной верх.
— Знаешь, Анна, я не стану думать о тебе хуже, если ты вдруг передумаешь по поводу тех вещей, которые ожидает от тебя мой отец.
Я прикасаюсь к ее лодыжке и позволяю ладони скользнуть вверх по ее нежной икре. Она замирает под моим прикосновением, пытаясь не позволить ему отвлечь ее. Я вижу сосредоточенность на ее лице, когда она нервно сглатывает. Наблюдаю, как ее грудь вздымается от поверхностных вздохов, когда мои пальцы находят изгиб ее колена, пробегают по нежной коже. Из меня рвутся слова, ненасытная потребность растет, как нечто живое внутри меня.
— Сейчас здесь только ты и я, Анна. Я почувствовал, как ты ожила, когда мы целовались и знаю, что ты боишься этого. Боишься дать волю другой своей стороне, — я не осознаю, насколько правдивы эти слова, пока не произношу их. Ее глаза становятся шире. — Но тебе не стоит переживать. Я могу с этим справиться.
Могу и хочу. Я не хочу ее приручать. Вместе мы стали бы диким огнем, неукротимым, воспламеняющим наши дыхания. Жаждущим, нуждающимся, захватывающим, всепоглощающим. Боже, это могло бы быть чертовски хорошо.
Моя рука движется выше, обхватывая ее бедро. Я хочу продолжить, но ее ладонь твердо сжимается вокруг моего запястья, останавливая меня.
Я рыщу взглядом в поисках ее ауры, отчаянно желая увидеть красный цвет. Склонившись ниже, я готов накрыть ее рот своим в тот самый момент, когда вспыхнет страсть, но этого не происходит, и я практически осязаю собственное разочарование. Физически, это как удар под дых, но мысленно я разрываюсь между гордостью за приобретенный ее навык и жаждой снова увидеть ее цвета. Мне необходимо знать, что она чувствует.
— Нет, — говорит она. Я поражаюсь тому, какой одновременно мягкий и твердый у нее голос. Мы встречаемся взглядами, и в глубине ее глаз так много сокрыто. Ее длинные, светлые волосы, собранные в хвост, лениво лежат на ее плече, но несколько прядей выбилось из пучка. Эти локоны, то, как она всегда собирает их, похожи на символ ее дикой красоты, зажатой в тиски. Я хочу выпустить их на волю. Хочу, чтобы Анна утратила самообладание в моих руках.
По соблазнение Анны на поверку оказывается совсем иным — чем-то незнакомым и явно опасным.
Да. Все верно.
Я отстраняюсь от нее и сгибаю колено, чтобы скрыть реакцию своего тела на это испытание страстью. Она вглядывается в мое лицо, как всегда вопросительно.
— Прости. Мне пришлось вести грязную игру, — говорю я ей, и она закусывает губу. — Некоторые люди лучше работают под давлением. Теперь, если ты не против, мне нужно немного прогуляться.
Да, надо убираться от нее. Я спрыгиваю с камней и просто брожу, вдыхая вечернюю прохладу. Вернув, наконец, контроль над собственным телом, возвращаюсь к терпеливо ждущей меня на скале Анне. В животе, при виде нее, появляется странное чувство, и мне хочется пристрелить себя за подобную слабину.
Протянув ей руку, чтобы помочь спуститься, говорю:
— Пойдем. — Она, не колеблясь, принимает мою помощь, и мы молча возвращаемся в отель.
Я рад, что она научилась скрывать свои эмоции. Мы продвинулись на целый шаг в ее обучении. Теперь мне необходимо только лишить ее невинности, доставить к папочке-демону и выяснить, для чего она понадобилась той пожилой монахине. А уже после этого, я с чистой совестью верну ее домой и больше никогда не увижу.