Сладкое зло

В маленьком круглом иллюминаторе возникло пятнышко — другой самолет. Мы должны были разминуться в воздухе с Патти, которая этим же утром возвращалась из Нью-Йорка домой. Я закрыла глаза и представила себе ее лицо, как она ободряет меня и говорит, что мне надо быть сильной. Думать о том, как она справится с сегодняшними новостями, не было сил. Отец сказал, что звонить слишком опасно, и я оставила ей письмо. Слишком мало для прощания.

Наверху раздался звоночек, мы переглянулись. Самолет начал снижение над Нью-Йорком. А у нас ни информации, ни плана действий.

— Когда прилетим, зарегистрирую тебя в гостинице. Оставайся в номере, пока не будет пора отправляться. Я за тобой пришлю.

Тем вечером я вышла из нью-йоркского метро вместе с пятью друзьями-исполинами, и мы влились в веселую толпу, которая двигалась в сторону Таймс-сквер. Стоял пронизывающий холод, все были в теплых пальто, перчатках, шарфах и шерстяных шапках. Я никогда не видела такого количества людей одновременно.

Если это безумие творится днем первого января, то что же тут было ночью, когда спускали шар? У меня отказывало воображение. Поскольку канун Нового года пришелся на пятницу, все устроили себе длинные выходные.

Держась сзади за пальто Марны, чтобы не потеряться, я смотрела на огромные щиты и светящиеся дисплеи на зданиях. Другую руку я спрятала от холода, засунув в карман куртки. Всё вокруг было преувеличенным — гигантские здания, экраны, магазины, — и всё сливалось в поток зрительных образов и звуков. Невозможно было вобрать этот поток в себя — оставалось дать ему себя поглотить, затеряться в нем.

Я завидовала спокойному выражению на лицах остальных испов — как будто все нормально. Интересно, могла ли бы я держаться так же уверенно, если бы меня специально учили ничем себя не выдавать? Я сосредоточилась на том, чтобы не морщить лоб.

Плотная жизнерадостная толпа была для нас великолепным укрытием. На праздники в Большое яблоко[9] съехались гости из самых разных точек мира, американцы и иностранцы. За людьми следовали тысячи ангелов-хранителей. Все разговаривали, шутили, громко смеялись. Общая атмосфера была благодушной, хотя многие ауры затуманились под влиянием наркотических веществ.

Пятнадцать минут мы шли в главном потоке гуляющих, а затем свернули на менее запруженную улицу. Там тоже было немало народу, но все же оставалось кое-какое пространство для локтей, а впереди толпа еще редела. Мы почти пришли — от места нас отделяли лишь несколько кварталов. Каидан, должно быть, тоже это почувствовал, потому что приотстал, чтобы идти со мной рядом, хотя смотрел по-прежнему прямо перед собой. От его близости я почувствовала себя лучше, и мое сердце пело всякий раз, как наши рукава случайно соприкасались. Даже сквозь две толстые куртки я ощущала электрическое притяжение между нами.

Из какого-то клуба высыпала большая компания и заполнила собой весь тротуар. В момент отчаянной храбрости, зная, что никто этого не увидит, я зацепила согнутым мизинцем мизинец Каидана и почувствовала, как его рука напряглась в ответ. А потом мы вдруг пошли куда-то вбок. Он вел меня за мизинец, лавируя между прохожими, мы спустились по нескольким узким лестницам и в конце концов нырнули в темную подвальную дверь, прячущуюся в тени. Эйфория от ощущения нашей близости взрывала внутри меня салютные залпы.

Его губы, горячие и грубые, нашли в темноте мои. Я коротко застонала и растаяла в Каидане, еще сильнее приникая к нему. В этом поцелуе мы говорили друг другу все то, чего не могли сказать словами. Он целовал меня с настойчивостью, рожденной из сильной и непостоянной эмоции — ярости. Я попыталась представить себе природу этого чувства. Он зол из-за меня? Или из-за того, что не в силах изменить исход событий, которые произойдут вечером? Я не знала, но приветствовала его ярость.

Мне был необходим этот поцелуй. Этот последний миг, чтобы почувствовать себя живой. Мое тело прижималось к нему, благодарило его и запоминало. Его руки блуждали по моей спине и бедрам, с силой прижимая меня еще ближе, еще теснее.

Мы оба задыхались, когда, наконец, прервали поцелуй и прислонились друг к другу лбами. Мои руки скользнули с его затылка, и я обхватила его лицо ладонями, обвела большими пальцами контуры бровей, скул. Он наблюдал за мной в тусклом свете, обыскивая меня взглядом. На холодном воздухе наше разгоряченное дыхание превращалось в пар. А потом я потянулась к нему и запечатлела у него на губах совсем другой поцелуй — мягкий и нежный. Он закрыл глаза, и мы долго стояли так, едва касаясь друг друга губами.

Если бы я могла забрать с собой в могильный холод свои земные воспоминания, то стала бы снова и снова воспроизводить этот поцелуй, чтобы сохранить тепло и рассудок до самого Судного дня.

— Кхе-кхе!

На вершине лестничного пролета раздался женский деликатный кашель. Я отпрянула от Каидана.