Сладкое зло

Он свернул на въезде в Уэбберс-Фолс и нашел единственный в городе мотель. Он назывался «Сияющий доспех», но впечатление производил, мягко говоря, не блестящее. Меня это не волновало, а вот Каидан, судя по всему, забеспокоился.

— Как-то тут подозрительно.

— Не беда, — уверенно заявила я, хотя очень живо представляла себе ночь в обществе нескольких клопиных семеек.

Каидан пошел регистрироваться, а я осталась в машине и позвонила Патти рассказать, где мы и как у нас дела. Она жаждала знать все подробности, касающиеся Каидана, и рассказала, какой он хороший, а еще про радугу и про его аппетит — тут Патти развеселилась. Когда мы уже прощались, Каидан вернулся в машину с пластиковой карточкой-ключом.

— Хорошо, Патти, счастливо! Позвоню тебе завтра.

— Счастливо, милая! Спокойной ночи. Я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю. Пока.

К этому моменту я уже немного освоила этот аппарат, так что отключилась самостоятельно, после чего вернула телефон Каидану. Он помедлил и спросил:

— Вы всегда это говорите?

— Что говорим? — не поняла я.

— Что вы… любите друг друга?

— А, да. Всегда.

Каидан задумчиво кивнул и забрал наши сумки с заднего сиденья. Мы вдвоем вошли в гостиницу и двинулись по коридору, сосредоточенно разбирая цифры на дверях. «Наверное, — думала я с грустью, — он никогда никому не говорил этих слов и ни от кого их не слышал — ну, кроме девочек».

В крохотном номере мы, не разбирая сумки, скинули обувь и повалились каждый на свою кровать. Каидан выбрал место у окна, а я у перегородки, за которой находилась ванная. Беглый осмотр углов насекомых не выявил.

Вскоре мы оба развернулись на кроватях лицом друг к другу. Каидан начал играть одним из своих ножей, и я приподнялась на локте, чтобы лучше видеть. Меня передернуло от страха, когда он раскрутил нож на ладони, быстро провел его между пальцами и еще раз завертел на костяшке среднего пальца.

— Мне страшно, когда ты так делаешь, — сказала я.

— Вижу. Но ты не беспокойся — я с семи лет так играю и ни разу не порезался.

— С семи лет?

— Я тогда впервые подрался в школе — с братом девочки, которую поцеловал на детской площадке. И отец дал мне нож с пружинным лезвием, предупредив, чтобы я учился защищаться, потому что мне еще не раз придется драться.

— Он что, хотел, чтобы ты пользовался оружием в школьных драках? С другими детьми?

— Нет-нет. Только чтобы я мог себя защитить, когда стану старше, — как сейчас.

— Это он тебя научил?

— Нет, я выучился сам. Просто много практиковался. Отец не пользуется оружием — по крайней мере, физическим. Если он попадает в опасное положение, то выпутывается с помощью влияния. И его охраняют духи-демоны.

— А тебе приходилось пользоваться ножом?

— Несколько раз, не часто. — Его тон был легкомысленным, как будто речь шла о совершеннейших пустяках. — Только ранения в мягкие ткани. Мне не нужно никого убивать. Не мой грех.

Он подмигнул мне и закрыл нож. Пора сменить тему. Я спросила:

— Тебе было страшно, когда обострялись чувства и организм сходил с ума?

Каидан перевернулся на спину, сунул руки под голову и скрестил ноги.

— Именно страшно? Нет, не было. Но я знал, что происходит. А ты, как я понимаю, нет?

Я покачала головой — нет, не знала, — и он продолжил:

— Первые пять лет моей жизни отца в ней считай что не было, но перед тем, как мне исполнилось шесть, он приехал домой на неделю и стал объяснять: с тобой произойдут сверхъестественные изменения, ты будешь отличаться от обычных людей, — Каидан передразнил серьезную отцовскую интонацию. — Рассказал, как научиться контролировать новые чувства, какие преимущества они дают. И я быстро учился, потому что… потому что хотел его порадовать.

— А что отец — радовался твоим успехам?

Каидан скривился, глядя в потолок.

— Если и да, то я об этом ничего не знал. Но когда мне исполнилось тринадцать, он стал чаще бывать дома и постепенно вовлекать меня в свои дела. Я считал, что отец мной доволен. Чувствовал себя полезным.

— Ну, а кто тебя воспитывал в промежутках — у тебя была няня?

Я представила себе добрую Мэри Поппинс, которая поет маленькому Каидану «Чтобы выпить лекарство, ложку сахара добавь».

— Много нянь. Но у всех мысли полностью занимал отец — он умел этого добиваться. В среднем они держались у нас по полгода. Больше года не проработала ни одна. Как только очередная няня начинала слишком активно распоряжаться, отец находил ей замену. Ему легко надоесть.

Вот тебе и ложка сахара! Во мне поднялось знакомое возмущение в отношении отца Каидана — такое же чувство я испытывала, когда думала и о собственном отце. Каидан посмотрел в мою сторону.

— А тебе и правда стоило бы научиться управлять эмоциями.

Я еще не успела привыкнуть, что кто-то видит мои эмоции как цвет.

Телефон Каидана снова загудел. Я с отвращением вытаращилась на аппарат. Должно быть, выражение моего лица выглядело комично, потому что Каидан улыбнулся и спросил:

— Хочешь, чтобы я его выключил?

— Да, прошу тебя. А то ведь он всю ночь покоя не даст.