Донован перестал что-то понимать, но теперь, опасаясь, что его вояжи заметят дворецкий или лакеи, взял палитру и мольберт и пошёл вверх по ступеням в левое крыло. В галерее остановился, расставил мольберт. Ему был нужен стул и, воспользовавшись этим, Чарльз снова пустился в странствие по особняку Бреннанов, теперь - в другом направлении. Он прошёл в самый конец галереи к лестнице и спустился по ней вниз. Она привела его, минуя один этаж, в место явно необитаемое: столь же огромное помещение, как и галерея наверху, было загромождено всяким хламом, старой мебелью, сломанными балдахинами, комодами с испорченными замками, чуть погнутыми каминными решётками, имелся и целый склад негодного садового инвентаря. В углу высился столярный верстак, на котором валялись пыльные линейки, винкель, угломер, уровень, отвес и два штангенциркуля. Над верстаком висели пилы, ножовки, лобзики и дрели.
Донован обошёл помещение, побродил под лестницей, но обнаружил ещё только один выход - в центральное крыло. Вниз, в подземелье, хода не было. Если предположить, что в правом крыле здания - какая же лестница, то кому и зачем понадобилось заделывать её?
Донован не был архитектором, но кое-что в архитектуре понимал: у подобных переделок должен быть какой-то смысл. При этом он отметил, что сделано всё было не вчера, а несколько лет назад, следовательно, инициатором перестроек мог быть ещё мистер Ральф Бреннан. Именно он, как рассказывал Доновану Корнтуэйт, разбогатев на удачных вложениях, перестроил поместье. Но что за смысл был убирать лестницу правого крыла за стену? Да, на этаж можно было зайти через центральный вход и парадную лестницу, но тогда из апартаментов того же Джозефа приходилось снова возвращаться через весь холл к парадной лестнице... Зачем?
Чарльз вернулся в галерею со стулом, который нашёл внизу среди хлама. Спинка его была сломана, но он твёрдо стоял на четырёх ножках. Донован присел перед мольбертом, взглянул на висящий перед ним портрет мистера Ральфа Бреннана: даже в зрелые годы благообразный лик, большие, выразительные глаза. Этого человека Корнтуэйт назвал волевым, энергичным и умным. Да, похоже. Но от умного человека нелепо ждать глупостей. Тогда зачем ему потребовалось закрывать лестницу? Эта мысль, на первый взгляд пустая и ничего не значащая, почему-то захватила Донована.
Он срисовывал ранний портрет, вносил в него черты зрелости, сверял с фотографиями, но ловил себя на том, что упорно ищет решения загадки. И она пришла, так же внезапно и просто, как приходит озарение. Если консольная лестница левого крыла не ведёт в подвал, значит ли это, что в подвал не ведёт и лестница правого крыла? А вот это просто заблуждение.
Что реально даёт такое сокрытие, превратившее лестничный марш в потайные ступени? Только одно: возможность незаметно спуститься с чердака в подвал, или - подняться с подвала на третий этаж. На третьем этаже в правом крыле жили Эдвард Хэдфилд и Джозеф Бреннан. Хэдфилд - гость, он явно ни при чём. Покои Бреннана примыкают к лестнице. Возможно ли, что из апартаментов дядюшки Джо за стеной есть ход на лестницу? Разумеется, иначе все эти перестройки просто не имеют смысла.
Но если там раньше жил мистер Ральф, то всё снова теряет смысл. Зачем хозяину поместья потайная лестница?
Что же делать? Донован растерялся. Едва ли комнаты мистера Джозефа Бреннана будут открыты для него. Глупо и рассчитывать на это. Но это лишь означает, что искать нужно другой выход - из подвала! О! А не его ли и искал в своих вояжах по подвалам замка Эдвард Хэдфилд? Старый замковый туннель и призрак могли быть, да и наверняка были - просто отговоркой. Но Хэдфилд не в подвале - он ушёл на Дальний выгон! Впрочем, это ведь говорит его сестра, возможно с его слов. Но он вполне мог сказать ей, что идёт туда, куда вовсе не собирался. Но стоп. Донован отдёрнул себя. Он опять забыл. Собака, пойнтер, повела на болота...
И опять же... Хэдфилда с сестрой фактически выставили из дома. Что за смысл ему в такой час лазить по подвалам? Донован закончил рисунок на холсте и решил сделать подмалёвок. Он вытащил палитру и тюбики с красками. Рука его ещё шарила по дну холщовой сумки, когда в сердце медленно, подобно холодной, склизкой змее, начала заползать тревога. Он вытряхнул содержимое на пол, резко перебрал тюбики руками и несколько секунд тупо смотрел на цинковые белила, колькотар, свинцовый сурик, зелень Гентеля, кобальтовую зелень, зелень Динглера, зелень Казали... Жжёная слоновая кость, франкфуртская чернь, кобальт, египетская синяя... Кассельская желть, цинковая и неаполитанская желть.
Нет, не показалось.
Исчезли реальгар и аурипигмент.
Глава 14. Чаепитие в Кэндлвик-хаус.
Только слова имеют значение, все прочее - болтовня.
Эжен Ионеско
Бесполезно ловить на слове влюблённых,
пьяных и политиков.
Э. Маккензи