Фредерик грациозно прокрался к окну, собранный и ловкий, голубой, как сиамский кот, с которым постоянно сравнивал его барон. С тревогой размышляя над этой двусмысленной аналогией, он стоял у больших двустворчатых дверей, не решаясь отправиться в путь по мириадам коридоров и лабиринтам галерей, где два добермана, Германн и Гессе, патрулировали украшенные гобеленами холлы и пещерообразные гостиные. Вчера Вольфи смеясь показал ему Собачью Гостиную, где художник восемнадцатого века изобразил собачьи конуры, среди которых располагались и настоящие, так что охотничьи псы не раз расшибали себе носы, проносясь по ошибке в нарисованные домики. Такой шутовской реализм, не имевший отношения к искусству, ясно характеризовал грубые нравы, присущие фон Штурмам два столетия назад. Фредерику оставалось надеяться, что сейчас речь идет не об очередной тевтонской шуточке, только теперь в аристократическом и декадентском исполнении, и его, Фредерика, нос останется цел.
Ну отчего Вольфи никак не проснется? Фредерик не отрываясь смотрел на его орлиный патрицианский профиль и обветренную кожу, лицо человека, который осень проводит в собственных лесах, травя оленей, а летом — в Коста-дель-Соль. Фредерик с сожалением глядел на своего загадочного барона. Он спас Фредерика, защитил его и занимался с ним любовью, будто имел дело с одним из своих художественных шедевров. Но Фредерик не хотел становиться всего лишь одним из трофеев барона, одним из оленей, сотни рогов которых украшали замковые стены. Перед входом в фамильную часовню в камне было выгравировано семейное изречение фон Штурмов: "
На Фредерике был простой костюм от Карла Лагерфельда, работавшего на фирму "Шанель", серый с зелеными бархатными отворотами и платиновым фонштурмовским орлом на одном из них: расправленные крылья слепят бриллиантами, и тело птицы — из безупречного изумруда фон Штурмов. Простая черная художественная шляпа, прикрытая полупрозрачной вуалью, дополняла туалет. Обмена кольцами не было, только обещания до гроба любить друг друга. А он-то думал, что ему придется одеться в ЛЕДЕРХОЗЕН или какой-то там баварский костюм, чтобы угодить барону. Это был бы грандиозный маскарад! Хорошо, что кольца не оказалось. В самом деле, как можно вручить обручальное кольцо другому мужчине?
Когда утренний свет, пробивающийся в комнату, стал ярче, лучи его сфокусировались на свертке, которого накануне здесь не было. Фредерик с бьющимся сердцем двинулся к зеленой коробке с золотой лентой и украдкой глянул на карточку, от которой пахло бароновским одеколоном с его густой примесью восточных специй. "
"Это мир буйного пиршества всех чувств: зрения, слуха и обоняния, наслаждения фруктами, цветами и драгоценностями, вином и сладостями, упругой плотью, как мужской, так и женской, красота которой обязательно бесподобна. Это мир рискованных любовных похождений… амурная история прячется за ставнями каждого окна, каждый взгляд из-под чадры рождает на свет интригу, а в руке каждого слуги или служанки таится благоухающая записка с обещанием скорого свидания… Это мир, в котором ни одно влечение не безумно настолько, чтобы оказаться неисполнимым, и никогда не знаешь, что принесет день грядущий. Мир, в котором обезьяны могут оказаться соперниками мужчин, а мясник может заполучить руку дочери шаха; мир, в котором дворцы делаются из алмазов, а троны вырезаются из цельных рубинов. Это мир, в котором удручающе обязательные правила обыденной жизни самым восхитительным образом приостанавливаются, в котором индивидуальной ответственности не существует в принципе. Это мир легендарного Дамаска, легендарного Каира и легендарного Константинополя… Короче, это мир вечной сказки — и нет никакой силы сопротивляться ее обаянию".