Сластена

По прибытии на место нам надлежит «устроить в квартире чертовски хорошую уборку», в частности, переменить постельное белье на всех кроватях и вымыть окна. Чистое белье мы найдем там же, в квартире. Один из матрасов на односпальной кровати необходимо вычистить и перевернуть, его давно следовало бы заменить. Особое внимание нужно обратить на состояние уборных и ванных комнат. Необходимо выбросить испорченную еду из холодильника. Вытрясти все пепельницы. (Все указания Ле Прево давал с выражением глубочайшего омерзения.) До конца дня нам следует сходить в небольшой супермаркет на Фулем-роуд и купить основные продукты питания, а также готовые обеды из расчета трехразового питания для двоих на три дня. Кроме того, предстоит сходить в магазин спиртного, где от нас требовалось купить четыре бутылки виски «Джонни Уокер» с красной этикеткой. Покупки этим ограничивались.

Мы приняли еще один конверт, с пятьюдесятью фунтами пятифунтовыми бумажками. От нас требовались чеки и сдача. Уходя, нам следовало запереть парадную дверь на три замка. Наконец, нам категорически запрещалось называть этот адрес, в том числе в разговорах с коллегами по зданию.

— Или, — сказал Ле Прево, и губы его чуть дернулись, — я хотел сказать, в особенности с коллегами по зданию.

Нам было велено действовать, и когда мы вышли из здания и зашагали по Керзон-стрит, то негодованием кипела Шерли, а не я.

— Наша легенда, — бурчала она громким шепотом. — С ума можно сойти! Прикрытие. Уборщицы, притворяющиеся уборщицами!

Конечно, это было оскорбление, хотя в те годы и менее жестокое, чем сегодня. Я не стала объяснять Шерли очевидное: что контора вряд ли могла привезти в конспиративный дом уборщиков со стороны или призвать к этому делу наших коллег-мужчин — они были не только слишком важными, но и не справились бы с задачей. Мой стоицизм саму меня удивлял. Должно быть, во мне начал развиваться общий для женщин дух товарищества и бодрой преданности делу. Я становилась похожей на собственную мать: у нее был епископ, у меня — служба. Как у матери, во мне выработалось твердое желание подчиняться приказу. Поэтому меня не беспокоило, подразумевал ли Макс именно это задание, когда упоминал о работе «как раз по моей части». Если это так, я никогда с ним больше не заговорю.

Мы нашли гараж и надели фартуки. Шерли, втиснувшись за рулевое колесо, бормотала мятежные проклятия, даже когда мы выехали на Пиккадилли. Фургончик был довоенный — колеса со спицами и подножкой. Руль драндулета был расположен довольно высоко, так что водитель управлял машиной сидя прямо, будто проглотив шест. Название фирмы красовалось на бортах фургона шрифтом в стиле ар деко. Буква «к» в слове «Спрингклин» изображала веселую домохозяйку с веником из перьев. Мне кажется, мы были самими заметными участниками движения. Шерли вела автомобиль мастерски: она лихо, на скорости обогнула угол Гайд-парка, демонстрируя замечательную технику управления этой колымагой с несинхронизированной коробкой передач.

Квартира занимала первый этаж георгианского особняка в тихом переулке и оказалась больше, чем я ожидала. Все окна были забраны решетками. Мы осмотрели владения, оставив у входа швабры, ведра и чистящие средства. Запустение оказалось еще более мерзостным, чем описывал Ле Прево, и, очевидно, происходило из обстоятельства мужского присутствия, вплоть до некогда обмакнутого в воду сигарного окурка на уголке ванны и высоченной кипы выпусков «Таймс», причем некоторые страницы, разорванные на четыре части, обретали вторую жизнь как туалетная бумага. Гостиная выглядела так, будто ее покинули после вечерней попойки, — задернутые шторы, пустые бутылки из-под водки и виски, полные пепельницы, четыре стакана. В квартире было три спальни, в самой маленькой из них — одноместная кровать. После того, как мы сняли постельное белье, на матрасе обнаружилось широкое пятно высохшей крови, как раз там, где могла быть голова лежащего. Шерли выразила отвращение, я была заинтригована. Кого-то здесь допрашивали с пристрастием. Документы, хранящиеся в канцелярии, обретали связь с подлинными судьбами.

По мере того как мы шли дальше по квартире, оглядывая беспорядок, Шерли продолжала громко жаловаться, очевидно, желая, чтобы я поддержала разговор. Я было пыталась поддакивать, но, по правде говоря, не была расположена к сетованиям. Если моя крошечная роль в войне с тоталитаризмом заключалась в уборке сгнившей еды и оттирании затвердевшей гадости в ванной, значит, так тому и быть. Делать это было лишь ненамного скучнее, чем печатать на машинке докладные записки.