Слава

И вот тут меня привлекли еще на стадии проектирования. Товарищи военные захотели: во-первых, два укрытых командных пункта, это такие командные пункты, которые делали для округов, огромные арочные здания с двухэтажными планшетами, на которые наносится обстановка в воздухе, с колоссальным количеством оргтехники, и поставили две такие арки. Каждая длиной 72 метра. Посадка на целиковую скалу, даже на трещиноватую не разрешали, потому что она оттаивала, разрушалась, шли просадки. А добраться до этой целиковой скалы – это довольно тяжкая работа. Жилье в Норильске, особенно в начале, где площадь Ленина, улица Ленина, мне рассказывали, строили заключенные – шли с разработкой вечной мерзлоты. Котлованы глубиной до семь-восемь метров, пока не доходили до целиковой скалы. И только потом делали фундамент и строили все.

Во-вторых, казарму на 800 бойцов, хотя их всего было 200, насчитали штаб, штаб дивизии, штаб полка, и получился здоровый двухэтажный штаб. Насчитали столовую на 1500 обедов, это была типовая армейская столовая по всему Союзу, то, что численность 800 – никого не колыхало. Столовая на 1500. И два жилых дома. До этого всё умещалось в пяти бараках. А поскольку всё за деньги комбината, то комбинат осуществлял и финансирование, и проектирование, и контроль за ходом строительства, я работы сдавал уже комбинату.

Куча очень талантливых людей там была. Очень талантливых, очень интересных людей. В Норильске впервые в мире придумали строительство зданий на сваях на вечной мерзлоте. Впервые в мире, аналогов не было. Это сейчас кажется, что это очень просто, ай, подумаешь, как раньше не додумались. Но никто же не задумывался, а они задумались. Они вместо того, чтобы использовать вечную мерзлоту как какую-то опору для здания, ее сохранили, они подняли здание над вечной мерзлотой, и сохранили вечную мерзлоту, и она не растеплялась, и она оставалась твердой, и она нормально функционировала. И главная задача была – ее сберечь, а не убрать, ее убрать невозможно. Вот за это Коляда, кстати, получил Ленинскую премию в свое время. Была масса талантливых проектантов, во всех областях. Не только в строительстве, но в том числе и в строительстве.

И комбинат, сам по себе. Я разговаривал с директором комбината Николаем Порфириевичем Машьяновым, с ним я просто часто встречался. Так вот он мне рассказывал, что на рубль, вложенный в дело, комбинат давал рубль прибыли. И я был потрясен высочайшим уровнем организации работы всего комбината. Об этом можно бы и нужно писать книги, в кино снимать, настолько здорово это было сделано. Диспетчерская служба комбината обладала колоссальными правами и, по сути, решала все текущие вопросы, что позволяло руководству предприятия решать стратегические задачи, не отвлекаясь на мелочи. Другого такого предприятия в Союзе не было. Многое из того, что я узнал здесь, потом пригодилось мне в дальнейшем, во всех организациях, которыми я впоследствии руководил.

Начали мы строительство для штаба ПВОшников с арочных сооружений, поскольку это были самые сложные, самые трудоемкие сооружения. Там я впервые столкнулся с техникой, которую Норильский комбинат мог позволить себе купить. Там я впервые увидел бульдозеры фирмы Caterpillar с рыхлителем, усилие рыхлителя на клыке было 70 тонн, он трещиноватую скалу ковырял как песок, а наши самые мощные на ней только скользили, и ничего не могли сделать. Мне пришлось монтировать крупногабаритные конструкции, потому что пришлось строить линию высоковольтную электропередачи, Р-35, так вот, комбинат мне выделил круповские краны. 48-тонный кран, по площади занимал меньше нашего 7-тонного, автоматически выставлялся, крановщик никаких там аутригеров не крутил, никаких деревянных подкладок не добавлял, и при этом у крана стрела была длиной 70 метров, так что он брал практически любые грузы. А потом, уже когда надо было монтировать опоры, мне дали 100-тонный крупповский кран, вот он эти опоры 44-метровые металлические – он их прям за голову брал, за один раз брал и ставил, а мы своими кранами их в воздухе собирали, в два-три приема. Также мне пришлось столкнуться с таким понятием, как электропрогрев бетона и вообще работа с бетоном в условиях очень низких температур: там минус 40 – это обычная температура, до минус 50 доходило. И как ни странно, была проблема, как не перегреть бетон, потому что когда большой массив бетона, бетон при затвердении выделяет внутреннее тепло от химических реакций схватывания, так называемая экзотермия. Так вот, если температура вырастает больше, условно, 30–35 градусов, вода из бетона начинает испаряться, он не успевает схватываться и превращается в сухой песок или в сухой цемент. И поэтому надо было бороться, с одной стороны, чтобы его не заморозить, а с другой – чтобы он не перегрелся.