После короткого разговора с Шерстневым произошло то же, что и у Афанасьева… Командир полка перебрался на командный пункт батальона, а Щеглов обосновался в его блиндаже.
В дивизии оставалось мало сил, а командир корпуса и штаб армии требовали захвата Вороньей горы. Оказавшись у ее подножья, Щеглов создал ударную группу и наметил план штурма неприятельской цитадели.
Бой длился всю ночь. Утром 19 января над Вороньей горой взвился алый стяг…
Преодолев Виттоловские и Дудергофские высоты, дивизия уходила все дальше и дальше от Ленинграда. Пополненная маршевыми ротами, она форсировала реку Нарву и захватила вместе с другими частями плацдарм на ее левом берегу.
Там к Афанасию Федоровичу и пришла весть о присвоении ему звания Героя Советского Союза. А вскоре новая радость — боевой офицер стал генералом.
Еще не раз враги испытали силу подготовленных и осуществленных им ударов: при прорыве мощных оборонительных полос на Карельском перешейке, в Эстонии… Войну он закончил в Курляндии, командуя стрелковым корпусом.
Прошли многие годы. Сейчас Афанасий Федорович Щеглов командует войсками Бакинского округа ПВО.
Недавно мы вдвоем сидели в его кабинете. Из широкого окна был виден город, раскинувшийся внизу. Разговор шел о боях под Ленинградом.
— Письмо получил на днях, — сказал Щеглов. — Знаешь от кого? От Залетова.
Он достал письмо. Подал мне еще несколько писем от боевых друзей.
Почтальоны часто приносят в служебный кабинет генерала письма из Ленинграда, с Урала, из Москвы, с Украины. И каждая такая весточка — дорогое сердцу воспоминание, еще одна страничка большой книги о мужестве и стойкости, о храбрости и бесстрашии гвардейцев Ленинграда, которых растил, воспитывал, водил в бой Афанасий Федорович Щеглов.
ПЯТЬ ШАГОВ
Старшина Иван Иванович Белый замедлил шаг и указал на небольшую высотку, скаты которой вплотную подступали к тихому, поросшему осокой ручью:
— Вот здесь, на этом месте. Раньше тут фашистский дзот стоял.
Наталья Михайловна сняла с головы платок и с трудом опустилась на траву. Ноги плохо слушались ее. Всю дорогу от воинской части до Красного Села она крепилась, не давала воли слезам, и только здесь, на месте гибели Саши, сердце матери не выдержало. Не выдержало, хотя прошло уже двадцать лет и давно бы пора зарубцеваться старым ранам.
Для нее словно не стало весны, не стало большого зеленого поля. Слезы серой пеленой заволокли глаза. Потом в этой пелене закружились и поплыли какие-то белые-белые мухи, устилая все вокруг плотным ковром. И будто наяву увидела мать покрытую снегом землю и тот хмурый январский день тысяча девятьсот сорок четвертого года…
Мутный холодный рассвет. Низкие облака ползут над заснеженным полем, сплошь изрытым траншеями, опоясанным кривыми линиями проволочных заграждений. Снаряды грызут мерзлую землю.
Принесли кашу. Холодная, сверху прихвачена ледком. Солдаты ковыряют ее ложками и отправляют в рот хрупкие желтые комочки. Некоторые отставили прочь котелки и жуют сухари вприкуску с салом.
— Ну как, заправился? — спрашивает у наводчика станкового пулемета Александра Типанова его помощник, невысокий голубоглазый солдат с едва заметными рябинками на лице.
— Заправился. А ты?
— И я. Говорят, на сытый желудок при ранении легче боль переносить. Верно?
— Не знаю, не был ранен.
Александр прячет едва заметную улыбку в темно-карих глазах. Он понимает, что помощник волнуется перед атакой, побаивается неизвестности, которую таит в себе всякий бой, и пытается разговорами отвлечься от невеселых дум. Типанов себя не считает обстрелянным солдатом, но он все же уже не раз побывал и под бомбежками, и под артиллерийскими обстрелами еще в ту пору, когда служил во флотском экипаже.
Позавтракав и увязав нехитрые пожитки в вещевые мешки, оба они смотрят на продолговатую пологую высоту, которую предстоит штурмовать их батальону. Рассвело. Из окопа на подступах к высоте видны черные амбразуры дзотов на ее скатах, ломаные линии траншей и ходов сообщения. С высоты бьют пулеметы, и синие трассы пуль хищно тянутся к нашим окопам.
Низко пригибаясь по неглубокой, отрытой в снегу траншее, к пулеметчикам подходит командир роты старший лейтенант Прядко. Навстречу ему поднимается взводный лейтенант Митрофанов.
— Все готово? — Прядко выжидающе смотрит на лейтенанта.
— Все. Ждем сигнала. Задачу комбат поставил такую: с началом атаки поддерживаем огнем пехоту, а с выходом ее на левый берег ручья меняем огневые.
Лейтенант осторожно приподнимается из траншеи и показывает рукой на неглубокую балку, за которой видны окопы боевого охранения противника. Гитлеровцы усиливают огонь, словно догадываются, что именно с этого рубежа русские сделают последний бросок на Красное Село — ключевую позицию всей немецкой обороны под Ленинградом.