Слава КВКИУ!

Теперь мне кажется, что идея погрузить читателя в подробности работы оказалась неудачной, поскольку суть моих воспоминаний отнюдь не о самом буссольном ходе, а лишь о полковнике Пущай и о наших с ним приключениях. Можно сказать, о мытарствах!

Постепенно все группы перетекли к последней точке, где и заканчивали последние вычисления.

Полковник Пущай по очереди проверил результаты работы всех групп, не оглашая оценки. Потом построил взвод и объявил, что время работы в расчёт пока не принимал, поскольку оно «ни в какие ворота!» А по поводу точности объявил правильные координаты конечной точки и попросил каждую группу самостоятельно вычислить погрешности своей работы по обеим осям. Если они более двух метров, то оценка «неуд». А потом добавил, что по его сведениям ни одна группа с задачей не справилась.

Мы приуныли. Мы ведь так старались.

«Ладно! – подвёл окончательные итоги полковник Пущай. – Попробуем еще раз! Старшие групп для получения новой задачи – ко мне! Начало работы всех групп – по моей команде! Вопросы?»

Вопросов у нас ещё не было.

Через час напряженной работы разбор наших успехов по случаю очередного буссольного хода повторился. Теперь почти все группы по точности вошли в норматив, но даже у тех из них, которые опять не справились, грубых ошибок не оказалось, лишь отдельные погрешности, загубившие окончательный результат.

«Перерыв пятнадцать минут! – объявил преподаватель. – Как раз до приезда за нами машины. А после ужина вернёмся и продолжим занятие здесь уже в ночных условиях! Как и предусмотрено расписанием занятий!»

Перерыв растянулся на полчаса. Уже темнело. Наконец, полковник Пущай объявил всем:

– Перерыв прекращаем, хотя машина к 18.30 за нами не пришла! Опоздавших мы никогда не ждём, потому продолжим занятие!

Для нас это стало неприятной неожиданностью. Ужин явно срывался, но не по вине присутствовавших, потому решение преподавателя казалось вполне логичным. Мы перенастроились, ведь иных вариантов действий всё равно не оставалось.

Старшим групп полковник Пущай выдал новые задания и опять запустил секундомер. Работа закипела. Мы наивно полагали, будто уже получили достаточный опыт, потому справимся быстрее и точнее.

Не тут-то было! К прежним проблемам добавилась темнота. И этот факт оказался решающим.

Сразу выяснилось, что штатные щелочные аккумуляторы для подсветки буссолей и вех едва живы. Наши всегда слабые карманные фонари тоже продержались недолго, но даже если и светили, то их приходилось как-то удерживать над бланками и одновременно писать. И сам бланк приходилось прижимать в плоскости полевой сумки, удерживаемой на колене. Дополнительных рук для этого не предусматривалось.

А уж производить вычисления при тускло дрожавшем освещении было либо трудно, либо невозможно – хоть глаза выколи! В темноте даже слегка налаженные «переговоры» жестами с носителями дальномерных реек больше не получались. Мы просто не могли разглядеть друг друга.

Зато где-то впереди мерцали сразу двадцать подсветок всех десяти реек и десяти вех! Выбирай любую! Но с какой вехи снимать отсчёт? Разобраться в этом без связи было невозможно, а ошибка сводила всю работу насмарку. Правда, скоро мы сообразили, что снять отсчёт на чужую рейку, не так уж страшно, поскольку ошибка в расстоянии окажется незначительной, а вот навести буссоль на чужую веху, означало крах всей работы.

Мы дико хрипели и кричали, подавая команды через огромные расстояния. Мы бегали навстречу друг другу, чтобы наполовину сократить расстояния и договориться по существу, но всё это было чересчур болезненно для нас, а для результата – бесполезно и тупо!

Очень скоро мы подошли к отчаянию. Буссолисты даже в шинелях стали мерзнуть, мало двигаясь, а другие отчаянно потели от бега с рейками и вехами на дальние дистанции. Всё чаще сказывались несовпадения темпераментов и неурегулированные прошлые трения. Всё чаще слышалась ругань, взаимные недовольства и упрёки.

Быстрее всех закипали буссолисты, поскольку они наводили объективы на какую-то веху, но не знали, чьей она является.

Расчетчики тоже взрывались всё чаще, поскольку и у них ничего хорошего не получалось. Кроме того, постоянно ломались карандаши, терялась резинка-стёрка, дырявились от карандаша бланки, которые приобрели весьма неопрятный вид.

Ни у кого не оказалось перочинного ножа для карандашей. От безысходности грифели оголяли зубами. Всё это напоминало не работу специалистов, а ночное копошение древних существ в серых шинелях.

Даже рейщики-дальномерщики выражали своё недовольство, поскольку их чаще всех костерили, а что следует делать, они вовремя не знали и не слышали. Кроме того, они справедливо возмущались, что «бегая и устанавливая», они не получают нужного опыта настоящей работы, чтобы потом уверенно отчитаться перед преподавателем.

Полковник Пущай всюду присутствовал невозмутимо. Он никого не одергивал, никому не подсказывал, ни в чём не помогал. Он лишь наблюдал, переходя от одной группы к другой, от одного рабочего места, к другому.