Слава моего отца. Замок моей матери

– Напротив, – возразил отец, умевший извлекать из самых страшных происшествий воспитательный смысл, – это для них прекрасный урок. Им не помешает знать, что кабан – опасный зверь. Если вам случайно приведется его увидеть, немедленно забирайтесь на ближайшее дерево.

– Жозеф, – попросила мать, – обещай мне сейчас же, что ты тоже залезешь на дерево, не сделав ни единого выстрела.

– Этого только не хватало! – воскликнул дядя Жюль. – Я же вам, кажется, сказал, что у Мальбуске не было патронов с крупной дробью. Но у нас-то они есть!

Он принес из ящика целую горсть патронов и положил на стол.

– Они длиннее остальных, потому что я набил в них двойную порцию пороха, этими зверь будет сражен наповал!.. При условии, – добавил он, обернувшись к отцу, – что попадешь в самое уязвимое место на левой лопатке. Обратите внимание, Жозеф, я сказал, на левой!

– Но, – возразил Поль, – если кабан будет убегать, будет виден только его зад. Что же тогда делать?

– Нет ничего проще. Даже удивительно, что ты не догадался.

– Стрелять в левую заднюю половинку!

– Ничего подобного! – сказал дядя. – Надо просто знать, что дикие кабаны обожают трюфели…

– Ну и что? – удивилась мать.

– А то, Огюстина, – отвечал дядя, – что вы наклоняетесь влево и как можно громче кричите: «Ой, какой прелестный трюфель!» Тут кабан, не удержавшись от соблазна, оглядывается и поворачивается к вам своей левой лопаткой.

Мы с матерью расхохотались, отец лишь улыбнулся, а Поль с серьезным видом заявил:

– Ты так говоришь ради смеха!

Он не смеялся, потому что уже ни в чем не был уверен.

Этот охотничий ужин продолжался гораздо дольше обычного, и пробило уже девять, когда мы встали из-за стола и занялись изготовлением патронов. Я был допущен присутствовать при этом, так как заявил, что для меня это «урок естествознания».

– На полчаса, не больше, – бросила мать, унося на руках сомлевшего Поля, который издавал невнятные, но явно протестующие звуки.

– Прежде всего проверим ружья! – постановил дядя.

Достав из кухонного буфета спрятанный за стопками тарелок прекрасный футляр из настоящей кожи (мне стало досадно: как можно было не обнаружить его!), он вытащил из него великолепное ружье, которое выглядело совершенно новым. Оба его ствола были прекрасного матово-черного цвета, спусковой крючок был никелированный, а на рельефном прикладе расположилась собака, как бы вросшая в лакированное дерево.

Отец взял в руки дядино ружье, рассмотрел его и присвистнул от восхищения.

– Свадебный подарок от старшего брата, – пояснил дядя, – шестнадцатый калибр, «верней-каррон» с центральным боем.

Дядя взял у отца ружье, передернул затвор; раздался громкий щелчок, дядя принялся заглядывать внутрь стволов, направив ружье на лампу.

– Смазано прекрасно, завтра проверим его более тщательно! – проговорил он и, обернувшись к отцу, спросил:

– А где ваше?

– У меня в комнате.

Отец поспешно вышел.

Я не знал, что у отца есть ружье, и возмутился, что он не поделился со мной таким сногсшибательным секретом; я ждал его возвращения с большим нетерпением, стараясь угадать по его шагам и звяканью ключей, в каком именно месте он его прятал. Но шпионаж не удался; отец торопливым шагом спускался обратно.

Он внес в кухню огромный желтый футляр, наверняка купленный – тайком от меня – у старьевщика: длинные царапины на нем свидетельствовали о его почтенном возрасте, а беловатый оттенок царапин – о том, что этот предмет изготовлен мастером по папье-маше.

Открыв жалкий картонный футляр, отец со смущенной улыбкой произнес:

– После вашей современной модели мое, конечно, выглядит жалко, но оно досталось мне от отца.

Превратив таким образом старинную берданку в достопочтенную семейную реликвию, он вытащил из футляра три части длиннющего ружья.

Дядя взял их, соединил воедино, с ловкостью волшебника щелкнул затвором, затем, оценив габариты ружья, воскликнул:

– Господи боже мой, да это же мушкет!

– Почти, – согласился с ним отец, – но, говорили, бьет очень метко.

– Не исключено! – согласился дядя.

Приклад был без резьбы, с него уже давно сошел лак. Спусковой крючок не был никелированным, а курок был таких размеров, что походил на изделие кузнеца-самоучки. Я почувствовал себя несколько униженным.

Дядя Жюль открыл затвор и с задумчивым видом принялся его рассматривать.

– Если это не какой-нибудь неизвестный старинный калибр, то, должно быть, двенадцатый!

– Так и есть, – подтвердил отец. – Я купил гильзы номер двенадцать!

– Со штифтом, конечно?

– Да, со штифтом.

Он взял из картонной коробки две-три пустые гильзы и протянул их дяде. На их медных основаниях торчали маленькие гвоздики без головок. Дядя вложил одну гильзу в ствол.

– Ствол чуть разболтался, но это действительно калибр двенадцать со штифтом. Эта модель уже давно не в ходу, потому как не вполне безопасна.

– Почему небезопасна? – живо поинтересовалась мать.

– Самую малость, – сказал дядя, – но все-таки опасность имеется. Видите ли, Огюстина, как только курок ударяет по этому медному гвоздю, порох воспламеняется. А гвоздь этот ничем не закрыт, не предохранен и может сработать от случайного удара.

– Например?