Слава моего отца. Замок моей матери

Глядя в оба и держа ухо востро, я проходил метров двадцать и останавливался, прислушиваясь к тишине… Наконец подавал знак маме с Полем, ждущим моего сигнала под самым большим кустом. Они бежали ко мне, и мы прижимались друг к другу. Последним появлялся отец с записной книжкой в руках. Приходилось ждать его некоторое время, потому как он что-то добросовестно записывал в нее.

В этот раз мы никого не встретили, и единственное достопамятное событие опасного перехода было связано с Полем.

Мама, приметив, что он как-то по-наполеоновски держит правую руку под непромокаемым плащом, спросила вполголоса:

– Ты не поранился?

Не открывая рта и не глядя на нее, он отрицательно помотал головой.

– Ну-ка, – попросила мама, – покажи руку!

Он молча послушался: его крохотные пальчики сжимали рукоятку острого ножа, украденного им из ящика кухонного шкафа.

– Это для сторожа, – хладнокровно объяснил он. – Если он подойдет к нам и захочет задушить папу, я зайду со спины, всажу ему нож прямо в ягодицы и убью наповал!

– Ты еще маленький, дай сюда! – поздравив его с отважным намерением, попросила мама.

Он охотно отдал ей грозное оружие и при этом дал ценнейший совет:

– А раз ты большая, ткни ему прямо в глаз!

Сторожа из последнего имения мы боялись пуще всех прочих, поэтому прошли по охраняемым им землям, дрожа от страха, как зайцы. К счастью, он не появился на нашем пути, и два часа спустя, сидя за круглым столом, мы благословляли имя Бузига.

За ужином ни о стороже, ни о его псе не было сказано ни слова, но, когда мы с Полем легли спать в нашей спаленке, разговор зашел о них. Мы долго рассматривали различные способы, как убрать с нашего пути врага: аркан, глубокая яма с десятком наточенных ножей, всаженных в землю острием вверх; силки из стальной проволоки, набитая порохом сигара. Полю, который пристрастился к тому времени к приключенческим романам, пришла в голову жестокая мысль воспользоваться стрелами из тростника, отравленными способом погружения в могилы на деревенском кладбище. Так как я оспаривал действенность данного способа борьбы со сторожем, он сослался на пример бразильских индейцев, которые хранят несколько месяцев труп сдохшего дедушки, чтобы всегда иметь под рукой вонючие жидкости, накопившиеся внутри покойного, дабы было чем отравить стрелу.

Я заснул под его рассказ и в лучезарном сне увидел, как сторож с обезображенным взрывом сигары лицом, сплошь утыканный стрелами, торчащими из его тела, словно иглы дикобраза, жутко корчится под действием яда и наконец валится в яму, где его поджидают шесть остро наточенных ножей, а Поль, отплясывая как гном, гнусаво выводит: «Это дуршлаг! Это дуршлаг!»

Теперь мы могли отправляться «в холмы» каждую субботу, не слишком уставая, и вся наша жизнь изменилась.

На лице матери опять заиграл румянец; Поль неожиданно, как чертенок из табакерки, вырос; я же раздался в груди, хотя ребра были видны по-прежнему: я частенько с помощью клеенчатого портновского метра измерял окружность своих бицепсов, размеры которых приводили Поля в восторг.

Что касается отца, тот пел по утрам, пока брился похожей на саблю бритвой перед треснутым зеркальцем, которое он вешал на оконный шпингалет.

Был бы я маленькой змеей,
О, бесподобное блаженство… –

заводил он дискантом, неожиданно переходя на впечатляющий бас:

Вспомни время былое,
Как под крыльями счастья
Ты приходил к аналою
Господа молить об участье.

Он то и дело напевал что-то себе под нос на лестнице и даже порой на улице. Но это хорошее настроение, длившееся всю неделю, в субботу на заре резко обрывалось, поскольку стоило ему продрать глаза, как он начинал собираться с духом, чтобы вступить на незаконную стезю.

* * *

Два значительных события ознаменовали этот период.

Однажды – это было в мае, когда дни становятся длиннее, а миндальные деревья словно отягчены цветами, как шапками снега, – мы проходили – без малейшего шума – по землям «дворянина». Мы уже добрались до середины имения, где поросль, из которой состояла изгородь, была гуще, чем в других местах, так что наш страх пошел на спад. Несмотря на тяжелый груз – запас хлорки, порошка для стирки и связанные веревкой части стула, – я легко ступал впереди всех.

На глади канала играли солнечные зайчики. Поль шел за мной и напевал какую-то песенку.

Вдруг я остановился как вкопанный. Сердце мое екнуло.

Впереди, метрах в двадцати, от изгороди отделилась чья-то высокая фигура и, сделав шаг, встала посередине тропинки. Человек наблюдал за тем, как мы приближаемся. Он был очень высокий. С седой бородой. На нем была фетровая шляпа, какие носили мушкетеры, и длинная куртка из серого вельвета. Он опирался на тросточку.

– Не бойся! Вперед! – изменившимся голосом скомандовал мне отец.

Я храбро двинулся дальше.

Подойдя поближе, я увидел лицо незнакомца.