Славяне и арийский мир

Старое предположение филологов, что родство языка предполагает родство рас, было опровергнуто и отброшено окончательно антропологами. Конечное единство человеческой расы может быть допущено; но профессор Макс Мюллер предполагал более тесное родство между народами арийского языка. Он объявил, что одна и та же кровь течет в жилах английского солдата «и в жилах смуглого бенгалезца», и имел мужество утверждать, что «в наши дни не найдется такого английского суда присяжных, который, рассмотрев старые документы языка, отказался бы признать общее происхождение»^{6} и законное родство между индусом, греком и тевтоном. Нельзя пренебречь утверждением, происходящим из такого источника, так же, как если бы оно было выражено лицом менее высокого авторитета. Допустим, что язык, которым говорит негр из Алабамы, походит гораздо больше на язык американца из Массачусетса, чем язык английского солдата на язык бенгальского сипая, с которым вместе он служит; и показание, извлеченное из документов языка, которое можно было бы представить перед взором английского судьи для доказательства «общего происхождения» и «законного родства», было бы гораздо более понятным, чем менее поразительные доказательства родства между индусом и тевтоном. Столь смелые утверждения поневоле должны были дискредитировать и на самом деле дискредитировали сравнительное языковедение; а те, которые придали им авторитетность, связанную с влиятельными именами, ответственны за то, что на двадцать лет задержали в Англии прогресс сравнительной этнологии^{7}.

Французским антропологам, и главным образом Брока, принадлежит честь возбуждения протеста, и протеста весьма необходимого против чересчур далеко идущих претензий филологов. Брока замечает, что «народы часто в течение исторического периода меняли язык, не изменяя по-видимому расы или типа. Бельгийцы, например, говорят нео-латинским языком; и однако же, изо всех рас, смешавших свою кровь с кровью первоначальных жителей Бельгии, трудно было бы найти расу, оставившую следов менее, чем римский народ». Отсюда он заключает, что «этнологическая ценность сравнительного языковедения весьма мала. И на самом деле, оно скорее всего может привести к заблуждению, чем к чему-либо другому. Но филологические факты и дедукции более бросаются в глаза, чем кропотливые измерения черепов, и вот почему заключения филологов привлекли преувеличенное внимание»^{8}.

Но на это предостережение не обратили внимания, и народы, говорящее арийскими языками, были признаны составляющими арийскую расу и поднят был вопрос о том, откуда эта арийская раса ведет свое происхождение.

В настоящее время говорят, что не существует арийской расы в том смысле, как существует арийский язык; и вопрос, столь много обсуждавшийся в последнее время, о происхождении арийцев не может иметь другого значения, как рассуждение об этнографическом сродстве этих многочисленных рас, среди которых распространен арийский язык. Это рассуждение поднимает следующий, может быть, неразрешимый вопрос: у которой из этих рас получил начало арийский язык, и где была колыбель этой расы?

Говоря о том же предмете, Топинар, выдающийся ученик Брока, замечает, что не доказано, что антропологические типы в Европе не изменились, и что если арийцы пришли из Азии, то они могли принести с собой лишь свой язык, свою цивилизацию и свое знакомство с металлами; кровь их исчезла.

Во Франции, говорит Топинар, мы арийцы лишь по языку. По расе мы принадлежим главным образом к кимврам на севере и к кельтам в центре^{9}.

Лет тридцать тому назад казалось разумным ставить этот вопрос о колыбели арийцев и казалось возможным на него отвечать. Думали даже, что получено окончательное и определенное решение. Все почти без исключения европейские ученые согласны были в том, что колыбель того, что им нравилось называть арийской расой, должна была находиться в Центральной Азии, на верхнем течении Оксуса.

Вся история научных взглядов содержит мало страниц поучительнее той, которая относится к доказательствам, на которых было основано это заключение, и к противоположным доказательствам, которые в последнее время заставили его совершенно покинуть.

В начале нынешнего века, и даже лет тридцать назад, принимали без возражений хронологию архиепископа Юшера, который относил сотворение человека к 4004 году до Р.Х.

Думали, что первоначальным языком, на котором говорили первые обитатели мира, был еврейский^{10} и что происхождение европейских языков должно быть отнесено к семье Иафета, покинувшей Синаарские долины в 2247 году до Р.Х.

Эта теория, построенная на веровании, что род людской получил начало в Азии, в сравнительно недавнюю эпоху, и что различие в языках получило начало во время смешения языков в Вавилоне, была принята повсюду. Ее поддерживал Кеннеди в 1828 году^{11}, доктор Китто в 1847 году^{12} и каноник Кук^{13}, даже в 1884 году, не говоря уже о толпе писателей менее влиятельных.