Славянская хроника

В другой раз названный епископ вместе с господином Гартвигом[174], архиепископом Бременским, который за своё благородство был прозван «Великим», находился в Дитмаршене[175] в торжественном собрании. И вот, когда муж Божий служил в присутствии архиепископа мессу, случилось кровопролитие — некий дитмарс убил одного из вельмож этой страны. Когда об этом стало известно епископу, он постарался добиться примирения и прямо посреди мессы, согласно обычаю, стал настойчиво просить того, чей родственник был убит, простить своего ближнего, повторяя слова из молитвы Господней: «И прости нам долги наши»[176] и прочее. Однако тот, ожесточившись сердцем, не внял этому; тогда епископ, сойдя с амвона, подошёл к нему и вместе с мощами святых пал ему в ноги. Когда же тот связал себя страшными клятвами во имя Бога, Его матери и прочих святых, заявив, что никогда не простит убийцу, епископ вместо благословения дал ослушнику внушительную пощёчину. Тогда тот, протянув руки, тут же согласился с его просьбой и примирился с ближним. То, что демон был изгнан посредством пощёчины, случилось, как мы верим, по воле Божьей. То же самое мы находим и в книге диалогов блаженного Григория, а именно, что некая монахиня посредством пощёчины освободила от злого духа одного крестьянина. Также блаженный Бенедикт[177] ударом палки излечил одного монаха, которого одолевал злой дух. Дело не в том, что демоны бегут от пощёчин и палок, ибо они бесплотны, но всё дело в Божьей любви и силе молитвы. Исходя из этих и прочих знаков добродетелей, мы верим, что названный епископ живёт во Христе.

Ему наследовал господин Исфрид[178], бывший ранее приором в Иерихоне[179], муж большого благочестия, ибо он жил в этом приорстве не как каноник, но как монах. Я говорю это отнюдь не в укор регулярным каноникам, которые в большинстве своём живут свято и праведно, но лишь потому, что звание монаха — вершина святости и нет в этом имени недостатка ни в каком совершенстве; однако, это — удел немногих. Миряне, не зная тонкостей устава монахов и регулярных каноников, обычно и этих каноников называют монахами. Став епископом, Исфрид не оставил путь смирения, был кроток со всеми и ко всем проявлял сочувствие. И, хотя мы, очевидно, нарушаем порядок изложения, забегая немного вперёд, но всё таки скажем, — раз уж мы начали о нём говорить, — сколько бед испытал этот муж и с каким удивительным терпением переносил их. Поскольку Господь выделяет две основные напасти, говоря: «Когда услышите о войнах и смятениях, не ужасайтесь»[180], что блаженный Григорий объяснял так: «Войны, — говорил он, — относятся к врагам, а смятения — к горожанам», то и мы скажем, что дома он терпел от горожан, то есть братии, а снаружи — от врагов.

Итак, с того времени, как произошла смена герцогов[181], он, лишившись утешения со стороны герцога Генриха, который за его верность и преданность оказывал его церкви всяческую поддержку, никогда более не имел мира с приором Отто. Последний, притязая на сан епископа, беспокоил Исфрида как только мог и настраивал против него братию. Он ненавидел и самого герцога и с бранью обрушивался на того, кому не мог повредить силой. Граф Бернгард[182] также причинил епископу много зла, ибо не мог отвратить его от дружбы с герцогом Генрихом. Но тяжелее всего Исфриду было переносить гнев герцога Бернгарда[183]. Дело в том, что этот герцог потребовал от него оммажа, а епископ отказался, говоря, что негоже, мол, епископу приносить оммаж двум синьорам. Однако, он охотно будет служить его власти, если его церковь обретёт благодаря герцогу мир и процветание. А герцогу Генриху, — говорил епископ, — он принёс оммаж не только из-за того, что тот обладал властью, но и потому, что благодаря ему его церковь приобрела очень многое, в том числе мир и рост благочестия. Оскорблённый этим, герцог Бернгард забрал у него все его десятины в области, что зовётся Задельбент[184], а людей его брал в плен и заставлял платить выкуп. Однако епископ по прежнему твёрдо стоял на своём, предпочитая временно стерпеть всё это, нежели навлечь на себя и церковь какую-нибудь новую напасть.